Изящно, дорого, смертельно

— Конечно, Дуся. Я тебя отвезу и вернусь в город…

— Не надо, — перебила Евдокия. — Я сама доеду. Если, конечно, вам машина не нужна.

— Да на фига она мне. Мне просто твое настроение не нравится. Давай-ка я тебя отвезу, время еще детское…

— Не надо. Признаться, если вы тут за всем приглядите, мне спокойней будет.

Слов нет, сыщица, безусловно, доверяла профессионалам — Муромцеву и коллегам сероглазой Марины, — но дядя Коля профессионал не меньший, а главное, он — друг. Надежный и проверенный. Такой о медалях и новой звездочке на погонах не замечтается, Зураба лучше пристрелит, чем упустит.

Николай Васильевич взял свой телефон и набрал вызов старого охотника. Первое время, правда, их диалог складывался из «А?.. Что?!..». Потом Савелий, видимо, перешел в комнату, где связь работает лучше, и разговор пошел живее.

— Друг дорогой, — проговорил Васильевич, — примешь на ночевку нашу девочку? Очень нужно.

Охотник, ожидаемо, не отказался. Сказал, что как раз затеялся с пельменями, накормит, баньку справит. Ждет, короче.

— Эх, Дуська, никак не миновать тебе пельменей нынче, — усмехнулся Шаповалов, возвращая телефон на приборную панель. — Поехали? Я выйду возле ГУВД.

Когда Евдокия миновала пост автоинспекции на окружной дороге Н-ска, пошел первый снег. Мокрые снежинки шлепались на ветровое стекло огромными рваными кляксами, в салоне негромко бормотало радио — жизнерадостные ведущие испытывали интеллект дозвонившегося везунчика, не вспомнившего, кто написал «Му-му». Даже за призовую денежку.

Евдокия посочувствовала разом и везуну, и стране, теряющей образованную массу. Перенастроила приемник и нашла станцию, транслирующую незатейливый джаз… чуть-чуть расслабилась. Невзирая на «детское время», трасса не была загруженной. Фары следующей позади далекой машины высвечивали девственно пустынную дорогу — никто «рено» не преследовал. Хотелось думать, что тащиться сквозь густую мокрую метель вслепую, без включенной фары, не отважится даже мотоциклист-самоубийца.

И сыщица не слишком торопилась. Савелий собирался долепить пельмени, потом, сказал, нужно еще дров нарубить — их только сегодня привезли, свалили горкой у сарая.

Перед съездом с федеральной трассы на проселочную дорогу позвонил заботливый Васильевич. Сообщил, что все в порядке, народ на низком старте, и передал привет от фээсбэшницы Марины. Попросил по сторонам поглядывать!

Евдокия его просьбу выполнила. Съехав с шоссе на проселок, остановилась в лесу и некоторое время выжидала в темноте, с выключенным двигателем: никто за ней не повернул, вокруг все было тихо, мирно, пасторально.

Поехала к деревне. И почему-то так заторопилась, что едва не застряла в непролазной луже!

Но, слава богу, выбралась. Дальше до дома Савелия добралась без приключений и, как родным, обрадовалась старому охотнику и его «рабочему» псу Пирату, сегодня, правда, наказанному и посаженному в вольер за домом.

— Утром удрал, проказник, в лес, — кивая на поскуливающего и подпрыгивающего пса, сетовал Савелий. — Наверное, лису учуял, а я его, озорника, потом полдня искал! Дрова не успел собрать, вишь, мокнут. А фарш для пельменей еще спозаранку накрутил, пришлось с ними вначале разбираться. Но баньку уже затопил…

Поговаривая, охотник завел Евдокию в дом, мигом набросал пельменей в кипящую воду и попросил гостью хозяйничать самостоятельно. Ему дрова нужно до ночи собрать в поленницу под крышей.

Хозяйничать? Извольте. С великим удовольствием. В тишине и благости теплого дома, без надоедливого внимания к охраняемой персоне.

В городе Евдокия не смогла уговорить себя доесть кусок «картонной» пиццы. Любимой, на минуточку. Сейчас, сдобрив пельмени густющей деревенской сметаной, умяла штук пятнадцать и не пикнула! Добавки захотелось. Савелий делал фарш с дичиной, лосятину к свинине добавлял. А мягкий хлеб, испеченный его соседкой бабой Нюрой, вообще фантастика.

Евдокия, посоветовавшись с организмом, еще варить пельмени не решилась. Если добавить к первой порции чай и ломоть хлеба с медом или малиновым вареньем, в самый раз получится. Перед баней лучше накрепко не наедаться.

Сыщица налила себе чаю в полулитровую кружку — малость щербатую, но нарядную, в золоченых розочках, — захватила намазанную медом булку и направилась из освещенной кухни в темную горницу. Полюбоваться из окна на падающий снег, на исчезающую за ним полоску недалекого леса…

Эх, красота! Природа. У сарая Савелий колуном помахивает, торопится. За огородом, из трубы топящейся баньки дымок вверх поднимается и смешивается со снегом.

Пират трудолюбивого хозяина поддерживает лаем, прыгает на штакетник вольера. Извиняется, наверное, за утреннюю шалость.

Савелий, впрочем, на собачье покаяние не велся. Воткнув колун в пенек, цыкнул на расшумевшегося пса.

Виноватый Пират сел у штакетника, но нос держал по ветру, к дому, где в окне стояла гостья.

Евдокия усмехнулась. Дожевала бутерброд и повернулась к кухне…

Падающий из дверного проема свет очертил темную фигуру за ее спиной. Пират, как оказалось, гавкал вовсе не на Евдокию, пес почуял появление здесь незнакомца.