Изяслав

Селия говорила правду. Она всегда была рабыней: и в роскошных дворцах своего отца, Хорезм-шаха, окружённая толпой служанок, холивших её тело для будущего мужа-господина, как холят и пестуют скаковых лошадей или овец, предназначенных на убой. По сути последняя из её служанок была меньшей рабыней, чем она, скованная тысячами правил и условностей. Но тогда душа Селии была гордой - в ней жила тоска по свободе, - и даже этого оказывалось достаточно, чтобы оставаться человеком.

Изяславу стало тоскливо, тошно. Заметались мысли: "Зачем рабу рабыня? А я разве раб? Но и не вольный. Вольный сам дорогу выбирает..."

Он почти забыл о Селии. Но она напомнила о себе. Отрок выдернул руку.

- Прощай. Дарую волю.

Бросил купчую грамоту у самых её колен и быстро пошёл, почти побежал, чтобы не слышать её зова.

Селия так и осталась стоять на коленях, пока наконец не поняла, что он не вернётся. С трудом встала, побрела по дороге. В рабстве с ней случилось самое страшное - тоска по свободе угасла. Теперь свобода в чужом краю страшила Селию больше, чем рабство. Она шла назад к пристани. А за ней в клубах пыли бродяга ветер гнал купчую грамоту.

Глава XVI ВОССТАНИЕ

1

В то лето Киев напоминал вулкан, который уже начал выбрасывать из своих недр камни. Бояре, отроки, тиуны, опасаясь дубин и камней, ходили по городу в стальных шлемах и кольчугах.

Особенно бурлило Подолие. То тут, то там собирались кучки людей, кричали, гневно жестикулировали, потрясали тяжёлыми палками-хлудами.

Каждый день на Житнем торжище распространялись слухи о бесчинствах половцев, гуляющих по Русской земле. Славята сказал своим кожемякам:

- Пора творить вече!

И только сказал, как услышал грозный набат. То, опередив кожемяк, ударили в било градоделы. Не для того они возводили прекрасные храмы и строили города, чтобы их разрушали дикие половцы.

Звон разнёсся по всему Подолию, созывая на Житнее торжище оружейников, усмошвецов, кричников, гончаров, кожемяк, седельников и прочих многочисленных умельцев. И Михаил Молот, глядя на тысячи людей, спешащих туда же, куда и он, опьянел от сознания силы и, растянув в улыбке рот до ушей, сказал Верникраю:

- Слезем с печи да покажем себя на вече!

Многотысячная толпа собралась на Житнем торжище. Чей-то въедливый голос спрашивал:

- Если князь не может землю охранить, на што он надобен?

Ему отвечал Гром, взобравшись на сооружённый помост:

- Князю и боярам мы платили дань исправно, кормили, поили, чтобы они охороняли нас, чтобы исполняли свою ратную работу. А они с Летского поля сами убегли, нас бросили. Теперь степнякам привольно гулять по нашей земле. Жён и детей угоняют в полон, жгут селения. Того и гляди - сюда нагрянут. А кто в ответе? Князь Изяслав Ярославич, ибо он - голова людям. А коли рукам да ногам плохо, пусть голова и отвечает!

- Гнать его! Сменить! - слышались крики.

- Святослава над собой поставить! Святослава Черниговского! Он поведёт на половцев!

- Всеслав Полоцкий обещал выгоды нам дать!

Все голоса перекрыл бас Славяты:

- Не главное то - добрый князь или худой. Где люди разумны, там и властитель хорош. А где люди шеи под хомут нагнули, и добрый князь иродом станет!

Но снова в толпе послышались крики:

- Битый князь нам не надобен! А Святослав был с Изяславом на Летском поле! Всеслава на княжий стол посадить! Он мудр и смел, степняков прогонит!

Это кричали полоцкие воины и наученные своими господами челядины боярские. Им начал вторить кое-кто из ремесленников.

На помост вскочил маленький сухонький человечек в монашеской ризе и замахал руками, требуя, чтобы толпа его выслушала. Это был книголюб, списчик Иннокентий:

- Летопись говорит: не от поганых зло на землю идёт, но от властителей, которых обуял диавол. Слушайте слова недостойного раба Божия грешника Иннокентия. Люди! Испокон веков диавол вселяется во властителей, и тогда они распрями страны рушат. Когда прославленный Цезарь захотел власти в Риме, взял он в своё войско не только римлян, но и галлов, которых перед тем покорил. Это войско повёл он на другого римского воеводу, Помпея. Римлян убивали тысячами на одной и другой стороне, а добыча досталась Цезарю. Затем снова римляне убивали римлян, добывая победу императору Октавиану. И так пошло без конца, пока к границам Рима не придвинулись варвары. Но и тогда властители не одумались. Один римский властитель звал варваров против другого римского властителя. Римлян убивали теперь и римляне и варвары, пока наконец варвары не разрушили Рим. А и наши властители не умеют совладать с диаволом. В лето шесть тысяч четыреста пятьдесят третье[102] жена князя Игоря, Ольга[103], мстила за мужа своего, древлянами убиенного, ибо не по правде дани захотел. Ольга обманом опоила древлян и приказала дружине рубить их, как рубили римляне братьев своих, чтобы добыть власть царёвой наложнице. Иссекли древлян пять тысяч. А древляне разве не русичи, не братья кровные?

Толпа ответила глухим гулом. Иннокентий продолжал: