Читаем Изяслав полностью

— Гм! Как же? Ляхов нужно прогнать, вот и всё! Пусть идут себе, откуда пришли. Пока этот королёк и его дружина сидят на Красном дворе, Изяслав бесится от злости, не то он князь, не то нет! Ну, а если прогоните ляхов, так и успокоится.

Чудину понравилась речь колдуна.

— Так-так, ты прав, Добрынюшка… Видишь, и Добрыня то же говорит! — прибавил он, обращаясь к Вышате.

Вышата молчал. Добрыня улыбнулся ему, похвала боярина пришлась ему по душе, он сам принялся себя хвалить.

— Старик всё может угадать, — говорил он. — Старик видит там, где вы ничего не видите.

Это послужило поощрением Чудину.

— А если ты так далеко видишь, старик, то скажи, как нам избавиться от ляхов?

— Это уже дело ваше. У вас на то есть боярская дума, есть дружина… при вас вся сила…

— Ну, а как бы ты поступил на нашем месте? — допытывался Чудин.

Но Добрыня не давал решительного ответа.

— Ну, я сам пособил бы своему горю, — пробурчал он, — пока течёт Днепр… пока на дне лежат камни… пока есть липовое лыко…

Он не кончил, как будто испугался.

Чудин понял его намёки, повернулся к Вышате, многозначительно кивнул ему головой и, нагнувшись к уху Добрыни, полушёпотом таинственно сказал:

— Ты правду молвил, и за эту правду милостивый князь подарит тебе соболью шубу и кафтан боярский.

— На то его воля… а по-моему, он должен делать так, как я говорю.

Настала минута молчания, во время которого Добрыня взглянул на призадумавшегося Вышату.

— Ну, а что думает ваша милость? — спросил он.

Захваченный врасплох Вышата не знал, что ответить.

— Да что? — сказал он неохотно. — Князю беда от ляхов, но и мне не веселее.

— Так-то оно так, — проговорил Добрыня, как будто знал, в чём тут дело. — Ведь он отнял у тебя твою сизокрылую.

Вышата нахмурился.

— Отнял… пусть держит… потом расплатится.

Добрыня покачал головой.

— Да тебе-то от этого не легче, когда он станет расплачиваться… Нужно теперь вырвать её из его рук. Зачем кровь воеводы позорить в теремах королевских?

— Я то же говорю ему, — вмешался Чудин. — На силу нужно силою отвечать.

Оба, по-видимому, подстрекали его к мести. Вышата недоверчиво покачал головой.

— Оберегают её! Нам с тобою не отнять… если князь за себя не умеет постоять, так что ему наша обида?

— Вот как! — гневно воскликнул Чудин. — Хотя князь боится ляхов, которых привёл сюда на свою голову, но и то надо сказать — не так страшен черт, как его малюют. Как, Добрыня?

И Чудин выразительно посмотрел на Добрыню.

— Не видал его, не знаю, — тихо отвечал колдун.

Боярин не переставал шутить:

— Давно уже не видал? Люди бают, ты каждый четверг ездишь к нему на Лысую гору вечерять.

Добрыня пасмурно посмотрел на прибывших.

— Вольно вам смеяться надо мною, бояре. А вот тысяцкому из Берестова, верно, не до смеха!

Вышата, задетый за живое, не мог удержаться.

— Мне не жаль девушки, Добрыня! Пусть её любит, кого хочет, на то её воля, но моё сердце болит при виде ляхов. Да разве одна моя Люда в их руках? А всё-таки ни одной не вырвали из рук ляхов.

— А я скажу вашей милости, что есть средство…

В глазах Вышаты сверкнула молния. Он знал, что Люда не любила его, она добровольно бросилась в объятия ляшского короля, но то, что он не может вырвать её из этих объятий, злило и возбуждало зависть. Хоть она его не любила, он готов был пожертвовать собою, только бы вырвать её из рук возлюбленного. Вышата любил изменницу любовью, преисполненной страсти и зависти, любил и не мог заставить себя успокоиться. Ободряющие слова Добрыни нравились ему не как вселяющие надежду на счастье, нет, они поддерживали в нём жажду мести, сулили избавление от зависти.

— Какое? — быстро спросил он.

— Это уже моё дело. Мне жаль тебя, молодой боярин, и я исторгну твою возлюбленную хоть из ада. Да, исторгну, король сам прогонит её… но только по моей воле. Дай мне срок, надо подумать!

— Ну, а как насчёт ляхов? — спросил Чудин.

— Делайте так, как я вам сказал, но только потихоньку… Вы переловите их по одному, словно волков в засаде… Если это вам удастся, то Изяслав останется в Киеве, а если нет, то он так же будет княжить над полянами, как я над вами.

— Говоришь ты гладко, но умно ли, посмотрим! — заметил Чудин. — Возвращаясь из Берестова, заеду к тебе, Добрыня, и, может, пришлю гостей для совета. А пока бывай здоров!

— Поезжайте с Богом, бояре!

— Едем! — сказал Вышата, взглянув на небо. — Солнце уже высоко, надо поспешить.

Они отвязали лошадей, переседлали их, подтянули подпруги, попрощались с Добрынею и той же тропинкой поехали под гору. Через полчаса, когда они опять взобрались на крутую гору, направо от них мелькнул между деревьями Соколиный Рог, ещё окутанный утренним туманом. Вдали замелькала средь лозы и тростников река Лыбедь, и наконец заблистал крест на Берестовском монастыре.


VI. Соколиная охота


Перейти на страницу:

Все книги серии Рюриковичи

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза