Изюм из булки. Том 1

— Сначала, — вспоминал об этом антрепренер N., — я хотел сделать билеты по пятнадцать долларов, а потом подумал и сделал по тридцать пять. Лечиться так лечиться!

Силы природы

Знакомый рассказывал: выхожу, говорит, из подъезда, а во дворе стоит над машиной Алан Чумак. Капот открыт.

— Что случилось? — спрашиваю.

— Аккумулятор разрядился.

— Так зарядите! — говорю.

Не может.

Как вас теперь называть?

Я любовался родными просторами, стоя на носу теплохода «Федор Шаляпин», и взгляд мой случайно наткнулся на судовой колокол. На колоколе черным по медному было написано: «Климент Ворошилов».

«Если на клетке слона прочтешь надпись “буйвол”»…

На ближайшей стоянке версия подтвердилась: перед словом «Федор» на корме совершенно отчетливо читались следы букв, бывших здесь раньше: «Климе…»

Вскоре случай свел меня с главным механиком судна, и от него я узнал замечательную историю этого корабля.

В 1990 году, когда Санкт-Петербург еще был Ленинградом, но процесс уже пошел, в высоких кабинетах решено было «Ворошилова», от греха подальше, переименовать, и экипажу предложили поплавать под именем «Николай Карамзин».

Тут — целая интрига. Историк родом из Ульяновска (который, в свою очередь, долгое время был Симбирском), а ульяновский первый секретарь дружил с первым секретарем нижегородским (в ту пору горьковским).

Вы следите за логикой?

Корабль, приписанный к горьковскому пароходству, стал залогом партийной дружбы: нижегородский секретарь Горьковского обкома, чтобы сделать приятное коллеге, пообещал ему, что «Ворошилов» будет «Карамзиным». Так сказать: от нашего стола — вашему столу!

Однако в дело вмешалась перестройка: экипаж, которому имя Карамзина ничего не говорило, написал письмо чуть ли не в ЦК со своим рабочим условием — либо «Федор Шаляпин», либо вообще «Владимир Высоцкий»! В девяностом году начальство трудящихся побаивалось, но о Высоцком еще не могло быть и речи.

Так «Ворошилов» стал «Шаляпиным».

А чтобы ульяновскому руководству не было обидно, в «Карамзина» переименовали пароход «Советская Конституция». После такого имени экипажу было уже все равно, хоть Чаадаевым назови…

Знаки времени

В начале девяностых, на дне рождения моей шестилетней дочери, с именинницей чинно беседовали два ее кавалера — сын журналиста и сын бизнесмена.

— У тебя есть визитная карточка? — поинтересовался сын журналиста.

— Кредитная, — не переставая жевать, поправил сын бизнесмена.

Врасплох

«Авангарду, — сказано у Тургенева, — очень легко сделаться ариергардом… Все дело в перемене дирекции». Перемены в обратную сторону тоже иногда происходили довольно стремительно.

Петр Авен преподавал в тихом австрийском университете, в глубоком «ариергаде», когда получил приглашение войти в правительство Гайдара, министром внешнеэкономических связей!

Он прибыл на Смоленскую площадь, но внутрь его не пустил милиционер. Никаких подтверждающих бумаг не подоспело, а голословные утверждения гражданина с такой фамилией и внешностью о том, что он — российский министр, милиционера почему-то не убедили.

Авен звонил Гайдару, Гайдар — кому-то на Смоленскую площадь… Наконец коммутация состоялась, и Авена провели на новое рабочее место.

Пройдя приемную, он вошел в имперский кабинет. В перспективу уходил стол размерами с небольшую взлетную полосу. Авен прошел, сел в руководящее кресло, осмотрелся и уточнил у встречающих:

— Это я, что ли, Патоличев?

Окно в Европу

На дворе стоял 1992 год.

Россия стремительно входила в семью цивилизованных народов.

На смену советским сберкассам шел — Сбербанк! В показательное, только что евро-отремонтированное здание, на открытие нового отделения, наехали СМИ, в том числе итальянское телевидение!

Ждали первого клиента, и он появился.

Озираясь на телекамеры, немолодой мужчина прошел через зал к окошечку кассира-операциониста и поставил на полочку «дипломат». Достал из «дипломата» два черных, плотно набитых рублями носка и опорожнил их в кювету для дензнаков.

Итальянское телевидение было в восторге.

Процесс приватизации

Мелкий олигарх N. в порыве профессионального сладострастия рассказывал мне, как получил в личное пользование от государства большое химическое производство в области, которую тактично назовем Святогорской.

Следите за руками.

У N. имелось полтора миллиона долларов, а производство стоило двадцать с хвостиком. Но уж больно хотелось! И тогда он пошел в местный исполком к чиновнику, ведавшему приватизацией.

Фамилия чиновника была, допустим, Бублик.

— Бублик, — сказал ему будущий олигарх, — ты мне Родину продашь?

— Всю не продам, — ответил Бублик, — а Святогорскую область — продам.

И они договорились.

Бублик отсеивал конкурентов (типа, не в порядке бумаги) и сливал будущему олигарху информацию о том единственном перце, которого они решили допустить до аукциона (типа, честная конкуренция). Тот, тоже не лыком шитый, имел симметричные планы получить завод на халяву, т. е. за те несколько миллионов долларов, которые бог послал ему на закате строительства коммунизма.