Изюм из булки. Том 1

Гусь сидел в президиуме, озабоченно кивая в такт патриотическим словесам.

Когда Скокова с присными бесследно смыло очередной номенклатурной волной, Гусь немедленно вынырнул рядом с Лужковым, возле которого и маячил до появления на горизонте Владимира Владимировича Путина…

Поэт Сергей Гандлевский, услышав это жизнеописание, сформулировал, как высек на граните: «Бактерии не ошибаются».

Всегда вместе с питательной средой.

Парный конферанс

В начале девяностых два российских главных редактора (одной крупно-либеральной газеты и одной жутковато-патриотической) отправились на совместные гастроли по городам США.

С диспутом.

На это продавались билеты — и хорошо продавались! Полные залы эмигрантов, истосковавшихся по русской политической жизни, становились свидетелями нешуточной идеологической битвы, до крика и сжатых кулаков, до полной гибели всерьез…

— Вы погубили Россию!

— Нет, это вы погубили Россию!

Хорошо представляю себе это шоу. Еще лучше представляю дальнейшее: аплодисменты, высвобождение из рук эмигрантов, желающих продолжить диспут на дому; получение гонораров от скуповатого антрепренера, придумавшего этот цирк-шапито и срубившего отличный куш…

Потом, в одной машине, бочком к бочку — на совместный ужин в каком-нибудь нехитром «бургер-квине». Вроде неплохо прошло, да? Отлично прошло! И в гостиницу, в соседние номера…

А наутро — снова в машину и, бочком к бочку, в соседний штат; там попить кофейку — и на сцену:

— Вы погубили Россию!

— Нет, это вы погубили Россию!..

Сегодня они оба — верные путинцы.

Как я попал

В январе 1993-го меня приняли в Союз писателей — при весьма поучительных обстоятельствах.

Примерно за год до того Григорий Горин обнаружил, что я не состою в писательском Союзе. Я пытался кокетничать, изображая вольного питомца муз, но был сурово осажен классиком.

— Не валяйте дурака, — сказал Горин, — Состаритесь — будете лечиться в поликлинике… И потом, я же дал вам рекомендацию!

Тут выяснилось самое интересное. Оказалось: в августе 1991-го, на следующий день после победы демократии, в ЦДЛ стихийно собрались «прогрессисты» — и назло побежденным ретроградам, одним голосованием, приняли в Союз писателей человек триста либеральной молодежи.

Я не подсуетился, но два классика сами вспомнили о моем существовании — и написали по рекомендации. Это были Григорий Горин — и Леонид Зорин, автор «Покровских ворот» и «Варшавской мелодии».

Ну, раз такое дело… В общем, пошел я в Московскую писательскую организацию и написал заявление. Мне сказали: позвонят.

Позвонили почти через год и вместо «здрасьте» довольно раздраженно поинтересовались: я корочку забирать собираюсь или как? И поехал я, питомец муз, за документом.

Приезжаю в учреждение, открываю искомую дверь. Внутри пусто, а в смежной комнатке сидит мужик в бороде и говорит по телефону.

— «Макаровы», — говорит мужик, — десять стволов, новые, в масле…

Я сверился с табличкой на двери: все верно, отдел прозы. В отделе поэзии небось гранатометы ремонтируют. Времена переходные, страна входит в рынок…

— Простите, — говорю, — мне сказали сюда…

— Она отошла, щас будет, — буркнул бородатый и махнул рукой: заходи. И как-то странно на меня посмотрел.

Я зашел, сел. Послушал через стенку разговор бородатого — все про какие-то стволы и амуницию… Тетка все не шла, и я начал помаленьку свирепеть.

Когда, минут через двадцать, она наконец появилась в кабинете, я уже закипал.

— Что это такое! Мы договаривались на одиннадцать!

Тетка опешила:

— Мы договаривались?

— Конечно! Я должен получить корочку.

— Какую корочку?

Я почувствовал, что начинаю дымиться.

— Члена Союза писателей, — раздельно произнес я.

— Как ваша фамилия?

Я сказал.

— Как?

Я повторил. Фамилия моя тетку явно озадачила.

— Мы вас принимали? — уточнила она.

— Да! — крикнул я.

Тетка хмыкнула удивленно и как-то даже озадаченно.

— Сейчас посмотрю.

И она начала рыться в картотеке. Ничего похожего на «Шендерович» там не нашлось.

— А мы вас точно принимали? — спросила она.

Я понял, что сейчас из меня, как из чайника, пойдет свист. Боясь совершить убийство по неосторожности, я обогнул тетку и ее стол, чтобы найти себя в картотеке — и убить ее уже с полным основанием. Но до картотеки мой взгляд не дошел, потому что зацепился за машинописный лист под стеклом, на столе.

Это был список членов правления: Белов, Бондарев, Проханов, Распутин… Весь комплект. Через пару секунд до меня дошло, что я уже полчаса скандалю в черносотенном логове, требуя своего приема в их жидоморские ряды.

Видимо, я все-таки ойкнул, потому что тетка, понизив голос, понимающе сказала:

— Вам, наверное, в другой Союз…

— Наверное, — шепотом ответил я.

— Так это дальше по коридору, — тихо произнесла моя собеседница, косясь в сторону смежной комнаты, откуда продолжали доноситься телефонные разговоры о ценах на огнестрельное оружие.

— Извините, — прошептал я и на цыпочках вышел из отдела этой прозы.

В альтернативном Союзе на меня коршуном набросилась альтернативная тетка: где, говорит, вас носит, мы договаривались на одиннадцать!

Вот дура. Я жизнью рисковал, а она о таких мелочах.