Излеченные души

Мой желудок ухнул вниз, и я закачал головой. Мое тело дергалось и мне хотелось подняться, но Мэдди переместилась, чтобы лежать на мне, и обхватила мое лицо ладонями.

— Они не здесь? — Когда я опустил голову, то увидел, что ногтями впился в места на коже, где проступали вены.

Я задыхался, в горле стоял ком, и я прошептал:

— Мэдди... я убил их. Я сделал им больно... Я, бл*дь, убил их...

Мэдди тяжело сглотнула и уточнила:

— Что ты имеешь в виду? Поговори со мной, Флейм. Не держи все в себе, если это причиняет боль. Поделись со мной. Покажи свою боль.

Я зажмурился, слыша в голове крик отца.

— Флейм... поговори со мной, пожалуйста... — умоляла Мэдди, возвращая меня в тот день своими вопросами. Прямо в ад...

Отец ушел. Я слышал, как захлопнулась дверь. Я расслабился и лег на грязный пол. Я так устал. Был голоден. Но не смел двигаться, когда слышал его шаги над собой. Если он поймает меня спящим, то накажет. А мое тело болело. Я не хотел испытать еще больше боли.

Как только коснулся щекой грязного пола, то услышал шаги надо мной, затем они затихли. Я сел прямо и сдвинулся к углу.

Сердце ускорило ритм от мысли, что это мой папа, и я начал расцарапывать запястье, чтобы прогнать пламя до того, как он сможет сделать это сам. Я больше не хотел, чтобы он снова резал мою кожу ножом. Это было очень больно.

Как только я расцарапал руку острым ногтем кто-то лег на люк сверху. Я замер, пытаясь увидеть что-то через щели. Но ничего не было видною.

Затем в подвал, в котором я сидел, донесся голос.

— Сынок, ты слышишь меня?

Я расслабился, поняв, что это мама.

— Мама? — прошептал и услышал ее всхлип.

— Да, это я. Ты в порядке?

— Мне больно, — прошептал в ответ, вытянув руку к щелям, на случай, если она могла увидеть. На моей коже была кровь.

— Я пытаюсь мама. Пытаюсь изгнать пламя, чтобы папа больше не водил меня в церковь. Мне не нравятся змеи. Пастор связывает меня, и они кусают меня.

Мама всхлипывала.

— Я знаю, малыш. Знаю, что тебе это не нравится. Мне тоже.

Я опустил руку и сказал:

— Папа сказал, что я отсталый. Думаю... думаю, что это плохо. Потому что он делает мне больно, когда так называет. Но я не понимаю, что это значит?

Мама снова всхлипнула.

— Послушай меня, малыш. Ты не отсталый. Не важно, кто и что говорит тебе, ты не отсталый. Понял?

Я кивнул и опустил руку. Встал на ноги и попытался дотянуться до половиц выше. Но не смог.

— Мама? — спросил. — Ты можешь выпустить меня? Здесь темно и холодно, и мне очень страшно одному. — Мама продолжала рыдать, но на этот раз громче. Я свел брови на переносице. — Мама. Почему ты плачешь?

Мама не говорила ничего какое-то время, затем я увидел ее пальцы через щели в полу.

— Ты видишь мои пальцы, малыш?

— Да, — ответил я.

— Коснись моих пальцев, малыш... позволь мне коснуться твоей руки.