Излом

— Лучше о детях побеспокойся! – на секунду повернулся к нему Газиз.

— Вы ответите, хулиганы! Знаете, кто я такой?!

— Успокойте его, чтоб лапшу на уши не вешал.

После двух ударов в живот задохнувшийся от боли Шитов начал понимать, что это не просто хулиганы, а нечто похуже.

— Что вам от меня надо? Деньги?! Говорите сколько.

Машина остановилась в лесопосадках недалеко от дороги.

— Что, хмель пообсыпался, Николай Андреевич?

Шитов удивлённо поглядел на говорившего:

— То-то я думаю, где-то вас видел, – чуть успокоился он.

— В подъезде у своей любовницы.

— Откуда вы меня знаете? Кто вы? Зачем следите за мной? – задёргался Шитов.

— Слишком много вопросов. Тебя что, опять успокаивать? – нахмурился Газиз.

— Нет, нет, я спокоен. Но там мой брат горит… Говорите, что вам нужно?.. Я всё…

— Нам нужен ты! – перебил его Менлибаев.

Шитов в ужасе уставился в мрачное скуластое лицо, смахивающее на череп в полумраке машины.

Он всё понял! Жизнь закончилась!

«Эти не шутят», – с надеждой посмотрел на дорогу.

Она была пустынна.

«Кричать бесполезно, никто не услышит… Может всё-таки договорюсь? – думал он. – Скорее всего Кабанченко послал… Его люди… Эх, вырваться бы отсюда», — лихорадочно метались мысли.

— Я вам дам любые деньги! Слышите? Любые! Только отпустите…

— Ну-ка, врежьте ему по кумполу, — приказал друзьям Газиз.

«А я потом вам врежу, чмошники, — подумал он, — уже сомневаться начали, петухи топтаные»…

— Николай Андреевич, мы тебя не тронем и сразу отпустим, как только напишешь записку, – ласково произнёс Менлибаев.

— Какую записку? Я всё напишу…

— Пиши! – бросил ему на колени листки бумаги и включил в салоне свет.

В глазах Шитова зажглась надежда.

— Диктуйте!

— В моей смерти прошу никого не винить. Родные! Простите меня. Я вас любил! – произнёс Газиз.

— А–а-а! – завыл Шитов.

— Хочешь знать, что будет?.. Завтра сгорит твоя мать!.. Потом изнасилуют дочь… Ты этого хочешь? – заорал Менлибаев. – Тебя бы на дачу, там сразу всё написал бы… Хочешь, сейчас сюда твою жену привезут?.. Или мать?.. Или дочь?.. А–а?.. Хочешь? – ударил его по лицу. – Ведь всё равно сдохнешь! Выбора у тебя нет, так ещё и родня страдать будет. Пожалей хоть их! – орал он, брызгая слюной. – Пиши! – пододвинул листки. – Ты же мужчина, – неожиданно успокоился и заговорил ровным голосом, – должен понять, что с тобой всё кончено… Но, клянусь аллахом, ни один волос не упадет с головы твоих детей, если напишешь записку! Ты веришь мне?.. Ни один!.. На пороге дома с автоматом встану, но их спасу… Пиши…

Шитов замер и с ужасом смотрел на белый лист бумаги, который нёс ему смерть. Он знал, что напишет свой приговор!.. Ради детей… Ради матери… Глаза набухли от слез, и он взял ручку…

— Ну–ну… – успокаивал его Газиз, сворачивая записку и пряча её в карман. – Сам сумеешь, или тебе помочь? – протянул ему пистолет с одним патроном. – Больно не будет… Ствол в рот и дави на курок! – как с тяжелобольным, разговаривал с ним Газиз. – Но следующий день – твой последний!.. Если до вечера не сумеешь… смотри! – немигающие, как у кобры, глаза палача сверлили Шитова.

Тот по–детски всхлипнул и взял пистолет.

— С–с-сумею!..

Хоронили Шитова в его родной деревне. Приехавший Кабанченко произнёс прочувствованную речь о потере друга и коллеги, которого никогда не забудет…

«Всё нервы!.. Сгорел на работе», – было общее мнение.

Дом брата отстроили за две недели на средства администрации города, выделенные Кабанченко. Он принимал самое активное участие в помощи семье покойного.

— Что бы мы без вас делали? – плакала на его груди вдова.

— Заходите в любое время, вы нам теперь как сын, – поддержала её мать.

Ну разве можно не избрать депутатом такого положительного человека, сострадающего другим и близко принимающего их боль к сердцу?..

К своему удивлению, я успокоился и привык к содеянному весьма быстро.

«Своей рукой себя уничтожил! Мог бы в милицию побежать или к крутым бандитам, умалять, чтоб отмазали, но выбрал то, что выбрал… Каждый выбирает свою дорогу сам»! – спокойно ходил на презентации и смело глядел людям в глаза. Совесть перестала мучить и по ночам, если рядом не было Марины, спал сном праведника.

9

Банкет по случаю избрания в Федеральное собрание Кабанченко, по традиции, устроил в бане. Его дородная супруга просто млела от счастья, купаясь в лучах славы, как раньше купалась в номере бани. Пашка смотрел на неё с огромным пренебрежением.

Ко мне он тоже не подходил – обиделся за свой бывший кабинет, в который ему вообще запретил заходить.

«Вот наплевать-то, – думал я, – зато сколько интересных вещей записано на плёнку, это намного важнее Пашкиных обид. А ещё немножко повыпендривается и вообще с работы улетит… Незаменимых людей нет…»

На банкет я пришёл с Мариной. Первый раз мы были вместе на людях.

Мне, в принципе, было до лампочки, кто и что подумает, – в глаза всё равно не осмелятся сказать. Главное, чтобы она была рядом!

Свою жену вместе с Денисом и телохранителем отправил во Францию. Пусть погуляет, а то совсем запилила. Игорь уехал в командировку в Москву. Мы с Мариной были свободны…