Ибрагимов, наблюдавший эту сцену с расстояния в пять шагов, стоя за спиной девушки, переглянулся с лейтенантом Свирайло, хотел что-то сказать, но посмотрел на изменившееся лицо генерала и передумал. Мягко ступая, отошел в сторону, стал сзади Ельшина. Лейтенант сделал то же самое. Оба прекрасно знали, что за пистолет вытащил Генрих Герхардович. Это был генератор боли «пламя», более известный в среде специалистов под названием «болевик».
– В последний раз спрашиваю… – Ельшин направил ствол «болевика» на Ульяну.
– Минутку, – раздался сзади чей-то скрипучий голос.
Ибрагимов, Свирайло и Ельшин в недоумении оглянулись. В столовую вошел небольшого роста худой и бледный человек в темном костюме, приблизился к группе военных. Ибрагимов, уже однажды встречавшийся с ним, узнал Германа Довлатовича Рыкова.
– Герман? – удивленно поднял брови Ельшин. – Ты-то как здесь оказался? – Генерал глянул на Ибрагимова. – Кто его пропустил?
– Сейчас узнаю, – буркнул майор, но не двинулся с места. Лейтенант тоже хотел выяснить, каким образом на территорию базы проник незнакомец (он Рыкова не знал), но почему-то остался стоять, заторможенный и отсутствующий.
Рыков обошел свиту генерала, его самого, кинув косой взгляд на «болевик», остановился напротив Ульяны, попытавшейся принять гордый вид и одновременно отбить попытку кардинала прощупать ее мысленную сферу. Герман Довлатович растянул в неприятной усмешке бледные губы.
– Где же ваши друзья, мадам? Почему не с вами? И что вы здесь делаете в обществе этих малосимпатичных господ?
Ульяна молчала. Рыков подождал немного, разглядывая ее лицо, фигуру, одежду, кивнул.
– Вы красивая и сильная женщина, Митина, коль можете держать разряд «глушака», но против этой штуковины выстоять не сможете. – Он кивнул на «болевик» в руке генерала. – Зачем вы влезли в эту кашу? Какое вам дело до Соболева, его проблем и дорог? Вас ведь предупреждали, что это чревато последствиями.
Ульяна молчала. Рыков снова кивнул.
– Хорошо, поговорим об этом позже. Идите, за воротами садитесь в мою машину – серый «Лендровер» и ждите. Вас пропустят.
– Я не одна, – прошептала Ульяна, держась из последних сил. – Со мной мальчик… приемный сын… – Она вовремя прикусила язык, сообразив, что Рыков может не знать об отношениях Стаса и Соболева, а знать это ему не обязательно.
– Забирайте своего мальчика.
Ульяна покачнулась, но не упала, сделала шаг, другой, обошла Ельшина, как столб, и в полной тишине вышла из зала столовой. Послышались мужские голоса, потом девушка что-то сказала, ей ответил мальчишеский голос, и все стихло. Оставшиеся в зале мужчины смотрели на Рыкова, не понимая, почему они ничего не предпринимают, и ждали, чем это все закончится.
– Дай, – протянул руку Герман Довлатович. Взял протянутый Ельшиным «болевик». – Надо верить людям, Генрих. – Издевка в голосе кардинала Союза Девяти звучала явно. – Она действительно не знает, где Соболев. А зачем он тебе, кстати? Ты ведь свое отыграл.
– Он… украл… – хрипло начал Ельшин.
– Что? Файл связи с Конкере?
Глаза генерала готовы были выскочить из орбит.
– Да! Кроме того, он запустил в расследование пакет сведений о моей параллельной деятельности… кстати, не с твоей ли подачи?
Рыков покачал головой.
– Мне это не несло никакой выгоды, скорее наоборот. Твое место во главе «Купола» теперь займет человек, который способен доставить мне массу хлопот.
– Кто же, Лобанов?
– Хейно.
– Носовой?! Он же никогда не…
– Это не важно, – перебил генерала Рыков, глянул на шагнувшего было в сторону Ибрагимова черным взглядом, так что тот почувствовал удар в грудь, парализовавший его на некоторое время. – У меня к тебе только один вопрос, генерал. Где дискета с файлом вызова Конкере? На даче я ничего не нашел.
– Ты… был… на даче?!
– Она с тобой?
Ельшин поднял дрожащую руку, хотел провести ею по лицу, но обнаружил, что держит бутылку, и с проклятием отшвырнул ее.
– Она не работает… я пробовал запустить комп… десятки раз… но программа не работает, проклятая!
– У меня заработает. Дай ее мне.
Ельшин побледнел, лоб его покрылся испариной.
– Никогда!
Рыков протянул руку, пристально глянул на генерала. Тот отшатнулся, бледнея еще больше, до синевы, сунул руку в карман, где у него лежал «волк», и Герман Довлатович разрядил в него «болевик».
Вопль, исторгнутый глоткой Ельшина, мог бы поднять на ноги мертвого! Ибрагимов и Свирайло вздрогнули, хватаясь за оружие, но снова застыли, скованные мысленным приказом Рыкова. В зал заглянули несколько бойцов «Стикса», телохранители генерала и Ибрагимова, но тоже превратились в замерших кукол.
Ельшин упал на пол, издавая дикие крики, стал рвать на себе одежду, царапать тело, колотить кулаками по голове, вырывать глаза, пока кровь не залила ему лицо. Затем крики его перешли в хрипы, стоны, он несколько раз дернулся и затих в луже крови, вытекшей из пустых глазных впадин; один глаз остался в его скрюченных пальцах, второй невидяще смотрел с пола на потрясенных людей, не сделавших ни одного движения, чтобы помочь своему командиру.