Излом

— Отдал его в профком. Туда идите, – опять стал насиловать кнопку. Спросил у секретарши, где профком, – он дислоцировался на пятом этаже – и не спеша поднялся по лестнице.

«Работает, как завещал великий Ленин, – чётко и быстро, – вспоминал директора, читая таблички с названиями кабинетов. – Вот искомый объект!» – постучал в дверь и раскрыл её.

Профкомовский кабинет был маленький, вмещал два стола с пишущими машинками, небольшой книжный шкаф, сейф и несколько стульев. Выходящее на железную дорогу окно по чистоте напоминало паровозное. Над сидящим за столом седым мужчиной в очках, наполовину закрывающих породистое лицо, играл свежей краской новенький портрет Горбачева с одной стороны и старый – Ленина – с другой.

Под Ильичём лозунг был несколько иной, нежели у директора: «Для борьбы с волокитой и бюрократизмом необходимо развивать разнообразные формы и способы контроля снизу, чтобы парализовать всякую тень возможности извращения Советской власти, чтобы вырывать повторно и неустанно сорную траву бюрократизма».

Значит, догадывался Ильич, что бюрократизм будет расти повторно и неустанно…»

— Вы по какому вопросу? Садитесь! – милостиво разрешил профсоюзный лидер.

— Я насчет письма из райисполкома. Двинянин моя фамилия.

— А–а-а! Двинянин! – как родному обрадовался председатель. – Какой Двинянин? – задумался он и стал рыться в бумагах, заваливших стол. – С этим хозрасчетом забот столько, – развязывал картонные папки. Не эта, не эта… Вот! Нашёл… Всё верно, на ваше имя получено письмо. В связи с плохими условиями проживания райисполком просит поставить на льготную очередь и предоставить квартиру. А у вас есть официальная бумага, что дом аварийный?

— Нет… – немного подумав, ответил я.

— Так поставьте хибару на аварийность и считайте, что квартира в кармане… Ну–у, до свидания, молодой человек, а то хозрасчёт заел, – особо не церемонясь, указал на дверь.

В пятницу появился Родионов.

— А–а-а! Пропадущий, – поздорововался со мной за руку. – Ну что, всё понял насчёт плюрализма мнений?..

Верно тут без вас Гондурас Петра Первого цитировал, даже я запомнил: «Подчинённый перед начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство ".

Так‑то вот…

О конфликте было начисто забыто.

— А Кац теперь хромоногий!.. – шевелил раздвоенным носом мастер. – Допрыгался!

Пользуясь хорошим настроением начальства, приняв лихой и придурковатый вид, отпросился с обеда – всё равно делать нечего – и отправился в коммунальный отдел райисполкома.

Там выяснил, что надо идти в контору «Жилкоммунпроект», аварийность определяют они.

— Как придёт с завода письмо, вы зайдете и получите от нас ходатайство в эту организацию, чтобы они назначили комиссию, – объяснила мне грудастая очковая мымра.

— А это долго?

— Ну–у-у… месячишко приблизительно… – как‑то неуверенно произнесла она.

Я присвистнул:

— Целый месяцонок! – применил её лексику.

— Очередь большая, потому и долго, а свистеть в помещении ни к чему, – сделала замечание коммунальная женщина. – Так что ходите, узнавайте, – выпроводила меня из конторки.

В заводской столовой демократию восприняли весьма своеобразно – народ травился от одного лишь запаха.

Отведав первое и понюхав второе, поднос сразу относили на конвейер. Тяжко страдая, изменил лешему и пошёл обедать на второй этаж – жить‑то хотелось, – но и там оказалось не лучше.

Всё шло из одного котла. Тарелки с первым и вторым подавальщицы грубо швыряли с таким видом, словно делали одолжение. Ложки и вилки грязные. При мне наорали на женщину за то, что попросила нарезать хлеба.

— А кто горбушки жрать будет?

Словом, работа развалилась окончательно.

К середине месяца, не знаю как в других цехах, терпение у нас иссякло. Поводом послужило недомогание Евдокимовны. Отпаивали её густо заваренным чаем.

Чебышев советовал спирт с солью и даже пошёл просить у мастера, но тот сказал, что зелье давно кончилось.

— К директору надо идти жаловаться, – предлагала Валентина Григорьевна, – пока всех не потравили.

— Ну, отругает заведующую – это на два дня улучшение, нужны кардинальные меры, – вспомнив несчастного лешего, сел писать жалобу на имя профсоюзного лидера.

«Пусть придёт вместе с заведующей в цех, и поговорим».

Опыт в составлении писем благодаря дому у меня был огромный.

— Круто! – похвалил Заев. – Сам писал?

— Нет! Достоевский помог.

Прочитав письмо участку (приняли благосклонно), собрал подписи и пошёл по этажу.

На четвёртом этаже по моей просьбе читал и собирал подписи под воззванием Игорь.

Равнодушных не нашлось, народ начинал злиться. Подписались даже те, кто приносил обед с собой. Провожаемый напутствиями, понёс петицию в профком.

— Не решите быстро вопрос – в облсовпроф всем цехом пойдём, – щёлкнул кнопкой пишущей машинки и попрощался с председателем.

От неожиданности у того запотели очки.

Эта неделя прошла под знаком борьбы с бюрократизмом. Два раза «полаялся» в коммунальном отделе по поводу письма.

— Не пришло ещё! – разводила руками женщина. – А что вы мне‑то говорите, – возмущалась она в ответ на претензии, – если так почта работает.

19