Излом

Председатель сел на средний стул, держа прямой угол, огромные очки положил на стол. По левую руку расположилась заведующая столовой. Оставшийся за начальника Куцев сидел справа, значительно, словно Наполеон на барабане.

— Не тяните время! – опять заорал Заев.

Василий Лукьянович, вытянув шею, посмотрел в его сторону.

Прокашлявшись, поднялся с места председатель родного профсоюза.

— Товарищи! – сделал он паузу, словно ожидая аплодисментов. Их, конечно, не последовало.

— Товарищи! – кашлянул ещё раз. – Мы в профкоме внимательно прочли ваше письмо, – закрыл пол–лица очками, взяв в руки листок, – и решили разобраться на месте. Во многом письмо правильное, но кое в чём вы перегнули палку, – хмуро посмотрел в мою сторону.

Народ дружно запротестовал.

— Тише, тише товарищи, – сняв очки, помотал ими в воздухе, – сейчас разберемся. Перед вами завстоловой, – представил женщину, – она и даст ответ на претензии, – облегчённо плюхнулся на стул, сделав прямой угол.

«Корсет, что ли, носит – не согнется никак?» – пока поднималась обворожительная женщина, подумал я.

Куцев поглядел на часы – обед, а никто не спешит.

Через десяток минут от директрисы летели пух и перья.

Сразу после сообщения Куцева о приходе гостей я позвонил в заводскую газету и от лица председателя профкома пригласил корреспондента. Сейчас выискивал его глазами.

«Хорошо, если пришёл и услышал глас народа».

Общественность в это время безжалостно добивала общепитовскую красавицу. Припомнили всё: и грязную посуду, и грубость работников, и безвкусные обеды.

Куцев удивленно таращился – не ожидал такой активности. Профкомовский деятель, потупившись, спрятался за очки. Женщина обиженно хлопала глазами и пахла уже не духами, а потом. Народ блаженствовал – вот что значит свобода слова.

«Хотя миска пустая, зато цепь удлинили – лай сколько хочешь!.. Пришёл или нет корреспондент?» – поднял руку.

— Разрешите подвести итоги, – сдуру брякнул я, обращаясь к собравшимся и президиуму.

— Давай! – опять заорал Заев, будто находился на рас–сохшейся барже в штормовую погоду.

Большой и Семён Васильевич одобрительно покачали животами.

— Как видите, нареканий масса, – постарался перекричать всех.

Наступила тишина.

Четвёртый этаж на этот раз не вместился в коротком проходе, первый ряд стоял почти у стола. За спиной президиума, довольно улыбаясь, поплотнее усаживался на свою тележку грузчик. Видно, уже успел выступить, потому что Куцев, обернувшись к нему, выстукивал пальцами о стол.

Председатель отрешённо следил за его пальцами, а лицо заведующей напоминало раскалённую столовскую жаровню.

Больше сотни глаз смотрело на меня. Я, конечно, подготовил кое–какие выкладки, но стало что‑то неуютно – ни разу не выступал на собраниях.

«Была не была…»

— Во–первых, почему ваши работники, – обратился к женщине, – ежедневно выносят по две сумки с продуктами?

— Неправда! – тут же отказалась она. – Иногда я, конечно, продаю кое‑что своим девочкам, но не по две же сумки…

Собрание опять зашумело. Я, словно лидер КПСС, поднял руку.

— Громче говори–и! – снова истошно заорал Пашка, будто баржа дала течь и тонет.

И я говорил… Бичевал и обличал, а перед глазами, для воодушевления и порыва, держал образ обшарпанного лешего.

Закончил речь весьма своеобразно:

— Кушайте на здоровье – не обляпайтесь!

Второе собрание состоялось в курилке. Эмоции били через край.

— Сделали крошку! – блаженствовал Пашка.

— Победа будет за нами! Таков лозунг момента, – учил Семён Васильевич. Назавтра заводская газета на первой полосе (их было всего две) напечатала статью о нашем собрании под названием «Гласность и перестройка в действии».

«Значит, корреспондент все‑таки присутствовал! – обрадовался я. – То‑то будет сюрприз для председателя».

В конце этой замечательной публикации размещался призыв выбрать в каждом цеху двух представителей и всем собраться в два часа дня в конференц–зале.

За час до встречи распред принесла комплект мне и Заеву.

— А ты, Люсенька, попозже не могла притащить? – беззлобно поинтересовался Пашка. – И всего‑то на один прибор, – разочарованно заглянул он в коробку.

Убрав детали в шкаф, пошёл предупредить мастера об отлучке.

— Работать надо, – забурчал тот, – а ты по собраниям шляешься.

В столовую Родионов не ходил, поэтому не прочувствовал всем сердцем ситуацию.

Не обращая внимания на бурчание, пошёл переодеваться.

В курилке меня уже ждал Игорь – от четвёртого этажа в комитет избрали его.

— Да детали не вовремя принесли.

— Всё равно никто не придёт, – закурил он, – всеми фибрами души чувствую, – применил филологический лексикон.

— Разве тебе школа не внушила, что души нет? – натягивал я брюки. – А если даже она существует, то где, интересно, у неё фибры и что это такое?

20

Следующая неделя началась весьма удачно.

С утра в цех заявилась аттестационная комиссия под председательством начальника БЦК, вернее – начальницы, полной женщины с юным лицом, не подходящим к её расплывшейся фигуре.

Кроме неё в комиссию входили: один из контролёров участка, на нашем – Валентина Григорьевна, те6хнолог Максим Германович и мастер.

Почему‑то я ужасно разволновался.