Измаил

— Когда люди вашей культуры обнаруживали в Африке и Америке охотников и собирателей, они полагали, что эти народы одичали, утратили естественные сельскохозяйственные навыки, с которыми были рождены. Согласные и не догадывались, что видят перед собой то, чем являлись сами до того, как стали земледельцами. Насколько им было известно, никакого «до того» не существовало. Акт творения произошел всего несколько тысяч лет назад, и «человек земледельческий» сразу же принялся создавать цивилизацию.

— Правильно.

— Ты видишь, как все это произошло?

— Что именно «все это»?

— Как случилось, что потеря вами воспоминаний о том прошлом, которое было у вас до земледельческой революции, оказалась полной, — такой полной, что вы даже не знали, что это прошлое существует.

— Нет, не вижу. У меня такое чувство, будто я должен бы понимать, но все равно…

— Ты же сам только что сказал, что Матушка Культура учит: прошлое — дерьмо, от прошлого нужно как можно скорее отделаться.

— Да.

— Вот я и хочу показать, что она, несомненно, учила этому вас с самого начала.

— Ну да, тут все понятно. Теперь все сходится. Я говорил, что, оказавшись среди Несогласных, всегда испытываешь чувство, будто перед тобой люди, чье прошлое простирается до начала времен. Среди Согласных же видишь перед собой людей, чье прошлое началось в 1963 году.

Измаил кивнул, потом сказал:

— Все же следует отметить, что древность придает ценность многому в вашей культуре — если только ее функция ограничена явлениями именно вашей культуры. Например, англичане желают, чтобы все их государственные установления и окружающая их пышность были как можно более древними, даже если они таковыми не являются. Тем не менее они живут вовсе не так, как жили древние бритты, и не имеют ни малейшего желания возвращаться к обычаям прошлого. То же самое можно сказать и о японцах. Они почитают ценности и традиции мудрых благородных предков и скорбят об их утрате, но ничуть не стремятся жить так, как жили мудрые благородные предки. Короче говоря, древность хороша для установлений, церемоний и праздников, но в повседневной жизни Согласных ей места нет.

— Действительно.

7

— Конечно, Матушка Культура не требовала, чтобы абсолютно все из прошлого было отброшено. Что следовало сохранить? И что на самом деле сохранено?

— Я сказал бы, что уцелела информация о том, как что-то делать.

— Все, касающееся производства, было, несомненно, сохранено. И именно это объясняет, как случилось, что все сложилось именно так.

— Да.

— Несогласные, безусловно, тоже сохраняют информацию о том, как что делать, хотя производство как таковое редко имеет большое значение в их жизни. У Несогласных не существует еженедельной нормы выработки глиняных горшков или наконечников для стрел. Они не озабочены увеличением производства каменных топоров.

— Верно.

— Таким образом, хотя они хранят знания о трудовых навыках, большая часть сохраняемой ими информации касается чего-то другого. Как бы ты охарактеризовал эти знания?

— По-моему, ты сам ответил на этот вопрос несколько минут назад. Они хранят знания о том, что идет им на пользу.

— Именно им? Не всем вообще?

— Нет. Я не так уж увлекаюсь антропологией, но все же читал достаточно, чтобы знать: ни зуни, ни навахо не считают, что их обычаи — обычаи для всех. Они живут так, как это идет на пользу им.

— И тем обычаям, которые идут им на пользу, они учат своих детей.

— Да. А мы учим своих детей, как делать предметы. Все больше и все лучшего качества.

— Почему же вы не учите их тому, что идет вам на пользу?

— Мне кажется, потому, что мы не знаем, что идет нам на пользу. У каждого поколения собственное мнение об этом. У моих родителей было свое представление, довольно никчемное, у их родителей — свое, тоже довольно никчемное, а мы теперь вырабатываем свое, которое, скорее всего, покажется никчемным нашим детям.

8

— Я позволил нам отклониться от темы, — ворчливо сказал Измаил и переменил положение, отчего клетка затряслась. — Я хочу, чтобы ты понял вот что: каждая культура Несогласных сохраняет совокупность знаний, накапливавшихся непрерывно с самого начала рода человеческого. Поэтому не приходится удивляться, что каждая из них учит тому, что идет ее представителям на пользу. Каждый такой способ проверялся и усовершенствовался тысячами поколений.

— Да. Знаешь, у меня появилась мысль…

— Я тебя слушаю.

— Подожди минутку. Что-то тут… связано с тем, что знание о том, как следует жить, недоступно.

— Не спеши, подумай.