Измена

— Я готова выслушать тебя Игорь, — присев в небольшое цветное кресло, оповестила Марианна. Тихий голос, глаза в пол. По неведомым причинам кузина нередко испытывала дискомфорт в моём присутствии. Я никогда не пользовался этим обстоятельством. Сейчас же Марианна вынуждала воспользоваться её замешательством.

— Вчера я узнал от Антона о твоих подвигах, Марианна. Подделка подписи — это перебор даже для тебя. Надеюсь, ты понимаешь, что за этим последует?

— Не понимаю, о чём ты говоришь. Что за подпись? — неумело сделала удивлённый вид кузина. Я передал папку, лежащую на столе Марианне. Она равнодушно посмотрела на подпись, а когда закрыла папку, её кожа в районе декольте покрылась красными пятнами. Марианна волновалась. В глазах появился страх. — Игорь, я ведь твоя родственница. Для чего ты меня обвиняешь? — Попробовала надавить на жалость кузина.

— Констатирую правду, Мариш. Насчёт родства не заблуждайся. Родственная связь не выделяет тебя на фоне остальных сотрудников. В некоторых случаях о нём лучше не вспоминать. Поэтому предлагаю тебе написать заявление по собственному, иначе будешь вместе с Антоном отвечать за содеянное. Никаких поблажек ни для кого не будет.

Я не шутил. Мне ни капли не было её жаль. Марианна глянула искоса в мою сторону. Она с опаской изучала непроницаемое жёсткое выражение лица. Искала подтверждение серьёзности намерений родственника. Затем снова открыла папку и побледнела. Осмысливала ситуацию, в которой оказалась по собственной воле.

— Если я уволюсь, то лишусь необходимого стажа. Да, так вышло, Игорь, — созналась Марианна. — Сама не знаю, зачем поддержала затею Антона. Просто…

— Зато я хорошо понимаю, зачем ты это сделала. Раньше нужно было думать. Так, что ты решила? — строго спросил, отчего Марианна побледнела сильнее.

— Ну и ладно! Подумаешь, — усмехнулась кузина. — Не велика потеря. А ты ради Соболевой стараешься, Игорь? Аля тебя попросила надавить на меня?

— Не угадала, Марианна. Я за порядок и спокойствие в коллективе. Ты нарушаешь его и создаёшь проблемы. Это я не желаю видеть тебя в издательстве. Завтра не приходи в офис. Закроем вопрос сегодня.

— Конечно ты пытаешься Але угодить. Я много раз замечала твой интерес к… — она вдруг прикусила губу, потому что уловила темнеющий взгляд. Спокойствие понемногу пропадало, как и терпение. — Можно хоть заявление последним днём рабочей недели написать? — с подчёркнутой обидой спросила Марианна.

— Тебе это ничего не даст. Главное, напиши сейчас. Вот ручка и бумага, — я выдвинул ящик тумбы, что находилась в переговорной.

Кузина нехотя взяла предложенные предметы, обречённо вздохнула и принялась писать заявление. Она немного помедлила, прежде чем поставить подпись. Опять посмотрела на меня, но не увидела изменений в выражении лица. Марианна прекрасно знала, каким принципиальным и непреклонным я могу быть. Да, проявление авторитета в этой ситуации стало неоспоримой необходимостью. Кузина до сих пор частично зависела от меня. К сожалению или счастью, расчётливость перевесила и подпись, наконец, появилась в заявлении.

— Ты теперь доволен? — протянув листок, спросила она. — Поддержки в материальном плане ты меня тоже лишишь?

Разумеется. Пора Марианне научиться отвечать за свои поступки. Я забрал у неё заявление молча. Она поникла и вышла из переговорной поджав губы. Увольнение плюс лишение помощи — всегда грустное событие для одной из сторон. И без того понятно, что ей оно пришлось не по нраву.

Аля.

Под конец сумбурного дня чувствовала себя словно выжатый лимон. Единственной хорошей новостью для меня стало известие от адвоката. Рома особо не колебался. Значимое «обстоятельство» не терпело. Он подписал согласие на развод. Дело оставалось за малым. День другой и первая формальность будет завершена. Я уходила из офиса, когда Рита окликнула меня. Она помахала белым листом в воздухе.

— Что это у тебя?

— Вы можете больше не беспокоиться насчёт Волковой. Это её заявление, — обрадовала Рита. — Марианна оставляла его с очень недовольным видом.

Я сделала жест Рите, что подробности её ретировки меня не интересуют. Раз удалось «убедить» Волкову, значит, можно выдохнуть с облегчением. Больше пассия «мужа» для меня не существовала, как и Рома.