Измена. Я только твоя. Лирическое начало (СИ)

Я усмехнулся. Ага. Такое себе оправдание! Сам я всегда полагал, что измена — итог нелюбви. Зачем изменять, если любишь? Если кроме одной, в голове никого. Только её проникающий взгляд, только её приоткрытые губы. Если имя её на устах, наяву и во сне. То к чему тратить жизнь на других…

Ты написала спустя два часа. Я долго не мог прочитать сообщение. Думал, увижу уныние, слёзы. Думал, сегодня утешу тебя и скажу, что провал этот глупость, не стоит расходовать силы напрасно. Ведь я же тобой дорожу!

Но ты написала иначе.

«Прошла во второй тур», — прочитал я и замер. Сердце забилось в висках. Радость во мне поборола отчаяние. Но ведь это ещё не конец?

«А сколько их будет всего?», — уточнил.

Ты призналась: «Не знаю».

Я опустился на стул. Ну, и пусть! Первый тур — это пропуск. А дальше они будут более строго следить за отбором актрис.

«Уходи оттуда, это лохотрон», — написал я с издёвкой.

Ты ответила: «Как скажите, Дмитрий Аркадьевич», — и та боль, что возникла внутри, рассосалась в мгновение ока.

Я улыбнулся. Путёвка в отборочный тур — это просто поблажка. Подарок судьбы! Чтобы ты не расстроилась вовсе.

«То-то же», — написал я в ответном. Предвкушая вечернюю встречу с тобой. Я поздравлю тебя с этим маленьким первым успехом. Уповая на то, что удача не станет тебя искушать.

Глава 23. Аня

Когда из оставшихся семи девушек на роль Катерины, Сперанский выбрал меня… Я была на седьмом небе от счастья! Но даже тогда не связала тот факт с появлением в жизни Марата.

Но в первый же день, в ресторане, увидев его, поделилась:

— Меня взяли на роль.

— Да вы что? — округлил он глаза, — Поздравляю!

Его удивление было очень искренним, и я не смогла усомниться в правдивости слов. Это потом я узнаю, что он и Данил, точнее, Даниил Владленович, были с детства друзьями. Их роднил общий круг интересов и школа. Но один поступил в институт современных искусств, а другой — в школу бизнеса.

— Спасибо, — лицо запылало от жара.

— Когда премьера? Приду посмотреть, — в его взгляде мелькнули лукавые искорки.

Я засмущалась:

— Не стоит.

В актёрском составе я была самой младшенькой. Антон, что был моим «возлюбленным» по сюжету, в жизни просто бесил! Тем сложнее было сыграть любовь к нему. Но в роль мы вживались. И, насколько были неприятны друг другу вне сцены, настолько же проникали друг в друга на ней.

— Во время сцены соития ты немного отстранена, — говорил он после «уроков».

— В смысле? — хмурилась я.

То, что являлось для него «соитием», для меня служило прелюдией к таковому. К тому же, я постоянно думала, как ты воспримешь…

Но было поздно! Мы целовались на сцене. И Антон делал это совершенно взаправду. В то время как я постоянно «филонила».

— Аня! — сокрушался Сперанский, — Расслабься уже!

Но я никак не желала расслабиться. Он целовал меня у всех на виду. А я должна была делать вид, что мне нравится.

«Сумасшествие», — думала я. Отказаться, пока не поздно! Но я не смогла… А потому притворялась. Закрывала глаза, открывала рот и целовала его, как тебя…

— Молодец, продолжаем! — говорил Даниил Владленович.

Сцену падения больше не повторяли. Ему понравилось, как я повела себя в прошлый раз. На премьере матрац собирались задекорировать. А после того, как я упаду, должен был вылететь голубь. Типа, я превратилась в него.

— Вить, — пыталась я намекнуть, — Там будет такая сцена…

— Постельная? — хмурился ты.

— Да ну, ты что! Просто объятия.

Ты одобрительно хмыкал:

— В одежде можно.

Я собиралась сказать! Честное слово. Но не смогла. Я боялась, что ты обидишься. Запретишь мне. Уйдёшь! Заставишь меня выбирать. А я хотела всё вместе! И театр. И Тебя…

Финальная сцена давалась мне лучше всего. Там я одна! Без Антона. Мою мать-проститутку, играла заслуженная актриса театра и кино. И мне было так неудобно грубить ей. Но я приспособилась.

— Ненавижу тебя! Ты сломала мне жизнь! — кричала я в адрес «народной актрисы». Сперанский хвалил.

На наших посиделках с друзьями я была в центре внимания. Лёлька с Никой хотели узнать, каково это, быть среди «звёзд». Как-то раз, за уборкой стола, я не смогла удержать, и рассказала Лёльке о поцелуе, который мне предстоит совершить.

— Ого! — удивилась она, — Прям взаправдашний? В губы?

Я закивала:

— Ага.

— Витька тебя убьёт, — хмурилась Лёлька.

— Думаешь? — я нервно теребила тесёмки на кофте.

— Стопудово! — отвечала подруга.

Я и сама знала, что ты не простишь. Накинешься после. А я объясню, что представляла тебя. Ведь если так, то это уже не измена?

— Даниил Владленович, — обратилась к Сперанскому.

Подмышки потели, а сердце стучало так громко, будто готовилось выпрыгнуть вон.

Он глотнул кофе из чашечки, с которой вернулся с обеда:

— Да, солнышко.

Взгляд, чуть насмешливый, липкий, коснулся лица.

— Можно сцену с поцелуем убрать? — попросила решительно.

Он усмехнулся:

— Конечно! Только вместе с тобой. И со мной! И со всей актёрской компанией. Зрителями, которым продали билеты! — голос его нарастал. И в груди нарастала тревога.