Измена. Я только твоя. Лирическое начало (СИ)

В финале, когда моё сердце, пронзённое смертью любимого, мучилось пыткой, я взбиралась наверх, по «утёсу», который являл собой лестницу. Но для стороннего зрителя выглядел, как настоящий. Я представляла разлуку с тобой. Я рыдала взаправду! Хотя ты, живой, невредимый, сидел всего в нескольких метрах от сцены.

Ты, наверное, злился? А, может быть, даже ушёл! После того поцелуя с другим. Я не смотрела, специально, на зрительный зал, не пыталась увидеть. Мне было проще представить, что вокруг пустота. Ни тебя, ни других. Только море и скалы. И ветер, холодный, пронзающий! Его имитировал «фен». Так назывался в актёрской среде вентилятор, гоняющий воздух по сцене.

Я взобралась наверх, посмотрела на небо. Зал застыл, замолчал, ожидая финал.

— Если ты здесь, дай мне знак! — отчаянным голосом крикнула вверх.

И улыбнулась, увидев в сценической тьме светлячок ярко вспыхнувшей лампы.

«Витенька», — вырвалась мысль. Я лишь надеялась, что не озвучила вслух твоё имя. Ведь героя спектакля, который погиб, звали Дмитрий…

Матрац, огороженный ширмой, заботливо принял меня в свой пуховый удел. И в тот же момент из клетушки, снабжённой будильником, вылетел голубь. Я, повернулась на спину, наблюдая его торопливый полёт. Финальный аккорд нашей драмы с надрывом закончил спектакль. Свет погас, воцарилось молчание. Я лежала и слушала, как зарождаются аплодисменты. Их гул нарастал постепенно. И вот! Уже весь окружающий мир преисполнен хлопками и криками.

— Браво! — кричал вдохновлённый увиденным зритель. Может быть, это был ты…

Занавес скрыл декорации. Работники сцены взяли́сь убирать. А я всё лежала на мягком матрасе. И плакала. Этот звук, словно манна небесная, лился потоками громких оваций, проникал, вынуждая меня замирать. Это был мой дебют! Оглушительный, невероятный. И знаешь? Как много я после играла. Огромное множество раз слыша: «Браво!» и «Бис!». Но только в тот день, лёжа на маленькой сцене, ощущала себя настоящей звездой.

— Ты живая, Ловыгина? — неизвестно откуда возник режиссёр.

— Даниил Владленович, — всхлипнула я.

— Поднимайся, давай! Разлеглась! Нам ещё кланяться! — он силой меня приподнял.

Я одёрнула чёрное платье. Шаль сползала с плеча, а подводка, скорее всего, потекла. Я смогла различить её пятна на пальцах, когда снова врубили софиты. Вокруг меня собралась наша труппа. Все уже вышли из роли и сцепились ладонями, словно готовясь принять на себя этот шквал.

Занавес снова уехал, и мы оказались лицом к изумлённому залу. Зрители встали. Оглушительный свист перекрыл крики: «Браво!». У меня зазвенело в ушах.

— Актёры современного театра молодёжи, — закадровый бас объявил, — Данара Захарова!

Дана умело отвесила низкий поклон. Ей долго хлопали, с рядов потянулись цветы.

— Кирилл Исаев, Эдуард Сорокин, Антонина Малахина, Пётр Тапчинский, — озвучивал голос. И каждому было дано получить свой кусочек любви.

Он добрался до главных актёров.

— Антон Волецкевич! — услышав себя, Тоха вышел вперёд, поклонился кричащему залу и развёл руки в стороны, будто желая обнять.

Я затаила дыхание…

— Анна Ловыгина! — мне показалось, что это мираж. Я продолжала стоять, ни живая, ни мертвая, пока остальные участники драмы не «помогли» мне сойти с пятачка.

Стоя у самого края подмостков и глядя на зрительный зал, я не видела лиц. Только руки, поднятые кверху. Словно море, людская толпа восторгалась моим выступлением. Именно мне приносили охапки цветов. Я брала, улыбалась взволнованным людям, искала тебя среди них.

Вдруг мужская рука протянула огромный, в прозрачной обложке букет. Ярко-алые розы, их было так много, что я, принимая их, чуть не упала. Мужчина, который вручал их, ни словом, ни взглядом, не дал осознать свой восторг. От его равнодушия дрожь пробежала по телу! Но я благодарно кивнула. Взяла. И, встав в полный рост, попыталась увидеть тебя и ребят… Увидела маму, бабулю, махнула рукой.

Тут меня сзади одёрнул Сперанский. Актёры собрались в цепочку вокруг.

— Режиссёр, заслуженный артист России, лауреат международных фестивалей и конкурсов, Даниил Сперанский!

Зрители слаженно хлопали, кричали всем нам:

— Мо-ло-дцы!

А я всё смотрела туда, на ваш ряд. Ни тебя, ни ребят. Только руки и лица чужих, незнакомых людей.

«Ты ушёл», — промелькнула больная догадка. И овации стихли в моём подсознании. Я сжимала букеты, стараясь не плакать. Стараясь дожить до того, как опустится занавес. И как только случилось, я тут же хотела сбежать…

— Ловыгина? — крикнул Сперанский.

— Да, Даниил Владленович, — ответила я.

Он приблизился, сжал мои плечи:

— Поздравляю тебя! Молодец!

— С-пасибо, — я опустила глаза, уткнулась лицом в ярко-алые шапки бутонов.

Парни резво метнулись в гримёрку, мы с девчонками тоже пошли. Уже в коридоре я вдруг различила знакомые фразы:

— Тихо, ты!

— Да нормально держи! Ты бухой?