Подойдя, я увидела нечто. В тусклом свете подсобки стоял весь наш «личный состав». Женька и Саня держали большой транспарант, на котором была нарисована я и написано «
Я прослезилась. Сгрузила букеты девчонкам. Коллеги по цеху, Данара и Тоня стояли и молча смотрели на наш неземной поцелуй.
— Нет, ну ты видишь? Я уже пять лет в театре, а эта ссыкушка первую роль отыграла, и столько поклонников! — произнесла Антонина.
Дана сказала с прищуром:
— Сама удивляюсь! И что они все в ней нашли?
Они говорили с улыбкой, беззлобно. Но я всё равно не ответила им. Я обнимала тебя…
— Ты не злишься?
— За что? — ты обхватил мои влажные щёки.
— Ну, за тот поцелуй, — я покосилась на сцену.
Ты усмехнулся:
— Конечно, злюсь! Я потом накажу тебя.
— Точно?
Мы вновь принялись целоваться:
— Эй, ну харе! — послышалось Женькино.
— А можно автограф? — Лёлька метнулась к актрисам, а Ника, державшая мой ярко-алый букет, увлечённо считала бутоны.
Вдруг она вынула карточку:
— Ань! Тут типа открытки. Наверно, тебе, — уже приоткрыла её, только я не дала прочитать.
— Поклонники?
— Признания в любви от фанатов? — прозвучали догадки, одна за другой.
— Да ну вас! — язвительно бросила я, удаляясь в гримёрку. И только лишь там, за спасительной ширмой, прочла этот тайный посыл.
«
Он подписался всего одной буквой, но я догадалась, о ком идёт речь.
«Марат», — дописала я мысленно. И снова услышала, как ускоряется ритм. Сколько роз было в этом букете? Сорок пять, я потом сосчитаю. В твоём было девять стыдливых ромашек, пять анютиных глазок и один ярко-жёлтый ирис.
Глава 26. Витя
Я сел с краю, чтобы первым вручить тебе скромный букет. Хотя был уверен, что ты улыбнёшься при виде его. Но Ника меня уболтала вручить его после. Точнее, я уболтал её пересесть! Боялся, что рядом с Лёлькой они не выдержат, станут кричать. И ещё, чего доброго, растянут припрятанный «лозунг».
В их предпочтения театр пока не входил. И они вели себя, как на концерте. Шумели, игрались, как дети. Один я был серьёзен! Я ждал, в отличие ото всех. И ты появилась…
Я забыл, где сижу. Я забыл даже как меня звать. С той минуты, как ты появилась на сцене. Местами я ловил себя на том, что тереблю лежащий на коленях букет. Обрываю его лепестки. Ты играла потрясно! Это была ты и не ты одновременно. Я наблюдал за тобой. Я подглядывал.
«Вот уж точно, дитя порока», — подумал я и представил, как ты лежишь подо мной. И обнимаешь горячими бёдрами…
Я не помню, о чём был спектакль. О жизни, о чём же ещё? О любви, как ты говорила сама.
— Катерина, Кати! Я хочу тебя, слышишь? — сказал твой «партнёр». Именно так ты его называла. И неожиданно с жаром прижался к губам.
Я даже привстал от «восторга». Сглотнул и под гневом сидящего сзади, опустился обратно, «в седло». Ты не брыкалась, не била его по плечам… Ты обнимала его! Прижимала к себе его голову. Я задышал, но глаза не отвёл. Так и смотрел на тебя. На измену.
«Ведь это же сцена, она — не она», — подсказывал разум. Но сердце твердило обратное! Ближе к концу я слегка отошёл. Хотя ты рыдала так горько, так искренне. Что я невольно подумал — между вами есть что-то. Иначе, зачем так страдать?
Ты полезла на эту скалу.
— Если ты здесь, дай мне знак! — прокричала наверх. И упала…
Я снова заёрзал. Но в этот раз по другой причине. Я подумал, что ты, несомненно, ушиблась. А говорила — нормальный спектакль! Работа в искусстве — не спорт, и т. д. А теперь вот лежишь там лицом на полу, и никто не поможет подняться…
— Вить, ты как? — пихнул меня Жека. Заглушаемый аплодисментами, его голос казался далёким.
— Норм, — отозвался я коротко.
— Ну, чё, идём? — позвала Вероника.
Мы встали, пробрались гуськом между кресел наверх. Она разузнала, где будет гримёрка. Вместе с Лёлькой они походили на девочек-школьниц, фанаток какой-нибудь группы. Мы с парнями шли следом за ними. И я вдруг подумал, что зря…
Зря я ушёл! Ты будешь ждать меня там. Будешь видеть со сцены пустующий ряд. Ты расстроишься. Хотел на попятную, но Саня меня заболтал.
— Слушай, опять барахлит, не посмотришь?
— Да не вопрос, заезжай, — я поправил букет, «причесал» его к встрече с любовью.
Ты появилась с охапкой покруче. Несколько прочих букетов затмил тяжеленный, из роз. Я покосился на свой. Лучше бы взял хризантемы. Говорила флористка, бери!
Вместе с тобой шли ещё две особы. Та самая «мамочка» сразу же стала шутить. Они наблюдали, как ты обнимаешь меня. От тебя пахло так… по-другому! Духами и розами. Запах нравился, но я предпочёл не дышать.
— Ты не злишься? — спросила на ушко.
— За что? — я забыл о стеснении.
Глаза у тебя были влажные. Слишком высокая «доза» эмоций, тебе не по силам такое. Я испугался, вцепился в тебя.
— Ну, — ты прикрыла глаза, — За тот поцелуй.
Я выдохнул: