Спасла ли кого-то когда-то от изнасилования фраза: «Не насилуй меня, я же не проститутка. Даже смотри, одеваюсь очень скромно, не крашусь, и домой прихожу в восемь». И если вас не убедило это, то какой грех совершают дети?..
Все эти мысли посещали Лену сегодня ночью. И потому, не имея больше внутренней опоры, за неё говорило её состояние. И продолжало оно так: «Почему её матери отец не изменял, а Лене Костя изменил? Ведь мать некрасивая, старая и глупая. А Лена молодая, красивая и умная».
Конечно, будь Лена «в здравом уме», она не стала бы даже сравнивать себя с очевидно проигравшей бы ей в молодости матери. Но, конечно, сейчас был не тот случай. И можно ли это состояние определить как «норму» или «не норму»?
Мать молчала. А что бы она могла ответить на подобные заявления? Прозвучавшее обвинение было настолько абсурдным, что было абсолютно бессмысленно тратить время на поиск и перечисление и без того очевидных фактов.
Но Лене ответы были и не нужны. Возможно, абсурдность позже осознала и она. Однако, фразы, произнесённые на эмоциях, всегда нужно читать между строк. Так и сейчас, всё, что хотелось Лене — понять, что есть справедливость, и почему старое её представление оказалось ошибочным. И когда под твоими ногами разверзается земля, тебе срочно нужно найти новую опору. Её Лена и искала.
А вместе с тем старалась вернуть контроль над своей жизнью и привычным ей миром. Поэтому, глядя на молчавшую мать, снова записала аудиосообщение:
— Я сказала, отец приедет сегодня! Будь, тварь, дома!
В ответ пришло текстом:
—
Глава 12
А ты бы простил?
— Ты теперь мне ещё диктовать условия будешь⁈ — последнее, полетевшее в Константина сообщение. — Ты будешь сидеть дома и ждать, пока не приедет мой отец, — сорвалась Лена на крик. — И только попробуй куда-то уехать!
— Ну чего ты так кричишь? — успокоила её Анастасия Сергеевна: — Будь разумной женщиной. Криком ты добьёшься только его раздражения, и он всё равно сделает так, как хотел. Назло сделает.
— Это правда, — усмехнулся отец, снова переключая на телевизоре каналы.
— Хорошо, что хоть Кевина забрали. Я всё переживала, что собаку на этого урода оставила. Было бы можно — убила бы!
— Ещё из-за таких, как он, в тюрьме ни седеть. — отмахнулась мама. — В жизни за всё воздаётся. И ему воздастся.
— Да ничего ему, мам не воздастся! — снова возразила Лена. Хотя, в глубине души очень хотела обратного. Чтобы Судьба или Бог, услышав, что им не верят, сделали бы всё, чтобы Лену переубедить, и непременно бы Константину воздали. Или же, таким образом она себя готовила к великому разочарованию? Когда увидит, что ему не воздалось?
Больше всего на свете Лена сейчас боялась, что пройдёт немного времени, и она узнает, что страдала и убивалась по мужу и его измене напрасно. А Костя всё это время даже не переживал, и в итоге остался счастлив, с этой шалавой, или с другой. Не важно с кем, либо лучше один, но в представлении Лены, он должен был страдать! И понимать, что теперь он своим поступком потерял. Ведь, то же самое потеряла и Лена.
И главное здесь даже не любовь и совместное прошлое, не тёплый человек рядом и его редкая о ней забота. Её страшило не одиночество, а отсутствие доверия. Хотя, не две ли это грани одного камня?
И возможно ли не чувствовать себя одиноким, когда ни к кому нет доверия?
…
Костя признался себе, что крайне не желал бы встретиться с тестем. Трус ли он? Возможно и да. Однако, он испытывал не столько страх перед отцом жены, не столько стыд из-за его неминуемого осуждения, сколько боялся, что если Лена всё будет делать через посредников, то у Кости просто не останется шанса её вернуть.
Одно дело — сообщения в мессенджере или звонок. И совсем иное — нахождение рядом, в непосредственной близости. Когда ты можешь полностью видеть другого человека, не искажённого нечёткой картинкой и перебивающимся соединением, когда можешь уловить неуловимое в его мимике, позе и жестах. Когда можешь его ощутить…
А Костя тосковал. Тело практически ныло без Лены. Казалось, это то же самое, если бы тебе дали дышать чистым горным воздухом, а потом, вдруг его отняли, засунув в самый настоящий смрад мегаполиса.
Именно смердящим Косте сейчас всё и казалось.
Неужели никто больше никогда ему не даст ту целительную влагу, что возвращает даже безнадёжно мёртвых?
Какой смысл жить?
Костя надеялся оживить краски, изменить в первую очередь не Лене, а себя.
Но все краски потухли. Когда-то яркая и искромётная Москва теперь ему казалась серой и убогой. Совершенно неприятной и пустой.
Виновата ли в том сама Москва? Либо любой другой город?
Скорее, каждый видит в ней отражение своего внутреннего мира.
И если раньше Костя искал в ней отдушину, доказательство того, что он ещё на высоте, теперь же Москва на него давила.
Осуждала.
И говорила, что не простит.
Более ему здесь не место.