Измена. Наследник мэра (СИ)

— Да тебе и не надо знать, — отмахивается женщина. — Если ты тут с ним, если привез он тебя сюда, значит, все уже ясно и без слов.

— Почему вы так говорите? — удивленно спрашиваю я.

— Вот что я поняла о Стасе, — он никого не пускает в свою жизнь. Но раз ты тут, значит, важна для него. И прямо тебе скажу: я тоже рада этому. Негоже вот так одному. Власть это, конечно, хорошо, но тылы, знаешь, должны быть у мужика. А какой бы с виду сильный мужик ни был, в женской ласке он нуждается. А ты девочка хорошая, я вижу это.

Я начинаю заливаться краской, а Людмила Никитична хватает меня за руку и переворачивает ее ладонью вверх. От неожиданности я ойкаю.

— Что вы делаете? — хмурюсь и пытаюсь отобрать руку.

— Да ты не дергайся. Я так, одним глазком, — и тут же отпускает. — Аленка, ты не пугайся, зла не желаю ни тебе, ни пацану, ни Стасу.

И подмигивает мне. Нормально, нет? А про сына она откуда узнала? Смотрю на свою руку, будто там могут быть ответы на все вопросы.

— Пойду я, — хлопает в ладоши и встает. — Знаешь, что самое важное, когда мужик с рыбалки приходит? Баньку затопить! Приходи ко мне вечерком, я вам веников дам. Запарите да пройдетесь друг по дружке! Оно знаешь как, с водой выходит вся дурь, оставляет после себя только свежую голову. Ну, бывай, хозяйка!

И уходит, оставляя меня сидеть в одиночестве с открытым ртом. Это что вообще было?

Глава 40. Безопасные дни

Стас

— Пап, а почему ты не знал про меня? — спрашивает Тимоха, вышагивая рядом со мной и неся в маленьком ведре свою добычу в виде трех рыбешек.

И как ответить на этот вопрос? Правду или красиво?

— Все довольно сложно, Тим. Понимаешь, когда-то давно мы с твоей мамой ошиблись. Я обидел ее, и она в ответ причинила боль мне. Она была очень расстроена, одинока и ранима.

Перекладываю удочки в другую руку, чтобы было удобнее их нести.

— Почему ты обидел ее? — спрашивает с досадой.

— Так вышло, Тим. Я не хотел обижать. Никогда в жизни я не хотел причинить боль твоей маме.

— А меня ты тоже не хотел? — в сердце щемит.

— Про тебя я не знал, сынок. Но поверь, когда узнал — сразу же, в ту же самую секунду полюбил.

— А маму? Маму ты тоже полюбил?

— Твою маму я не переставал любить.

— Даже когда был не с нами? — удивляется сын.

— Даже тогда.

— А ты женишься теперь на маме?

Чуть не спотыкаюсь о камень. Порой дети умнее взрослых. У них все просто. Нравится — забирай. Любишь — женись. Интересно, если я принесу кольцо Алене и попрошу выйти за меня замуж, она меня сразу пошлет или как?

— Хочешь, чтобы мы поженились? — не могу сдержать улыбки.

— Да. Тогда у меня будет настоящая семья — с мамой и папой.

Останавливаю его и присаживаюсь на корточки:

— Тимох, у тебя уже есть настоящая семья с мамой и папой. И всегда будет, несмотря ни на что. И еще — я бы очень хотел жениться на твоей маме. Только давай оставим пока это в секрете? Договорились?

— Да! — Тимофей с самым серьезным выражением лица кивает.

Возвращаемся домой к ужину, а дальше все закручивается. Под шум и смех Тимохи поедаем вкусные блюда, которые наготовила Аленка. Она рассказывает нам о том, как провела день и разговаривала с соседкой. А я вовсе не удивлен тому, что Людмила Никитична пришла в гости. Уж не знаю, что она тут понарассказывала про меня, но блуждающий взгляд Алены с пеленой нежности просто размазывает меня по стулу.

Едва часы показывают восемь вечера, Тимоха начинает откровенно клевать носом, и я быстро укладываю его спать. Банька, должно быть, уже растопилась, поэтому я подхватываю Алену на руки и в нетерпении уношу туда.

Как только за нами закрывается дверь, я прислоняю Алену к стене и жадно впиваюсь в ее губы своими. Моя девочка отвечает мне с громким стоном, не сдерживаясь и явно отдаваясь на все сто процентов.

Тут жарко, тепло импульсами проходит по венам, оседая тяжестью внизу живота.

Стягиваю с нее теплый свитер, успевая шарить по ее груди и облизываться как кот на сметану. Брюки с трусами тоже незамедлительно ползут вниз.

Сам скидываю с себя одежду за несколько секунд, а после подхватываю Алену на руки и уношу на лавочку. Доски горячие, и она охает, едва спина касается дерева.

Еще никогда в моей жизни я не ощущал такого голода и нетерпения. На прелюдию совершенно нет времени, но, по всей видимости, Алена сама едва держится.

Она прикусывает губу, с жадностью разглядывая меня и тянет мои бедра на себя, направляя. Наклоняюсь и выхватываю из ее зубов нижнюю губу, забирая себе, открываю рот и погружаю внутрь свой язык, одновременно захожу в нее.

Девочка громко стонет мне рот, и я ловлю каждый звук, который исходит от нее. Запахи перемешались — хвоя, распаренный березовый веник, пот и ее дурманящий, неповторимый запах сладкого винограда.

Совершенно обезумевшими движениями вколачиваюсь в нее, так, будто прямо сейчас нам на голову свалится вся галактика. Аленка бормочет что-то сквозь стоны, шире раскрывая бедра. Мы мокрые, дикие, первобытные.

— Я хочу кончить в тебя, — произношу хрипло на поводу у животных инстинктов.

Алена ахает:

— Ста-ас!

— Я кончу, Алена, — понимая, что не добился от нее ответа, повторяю еще раз.