Я боюсь, что из разговора ничего толкового не получится.
Мама, словно стремясь доказать мне это прямо сейчас, спрашивает:
— Что ты наделала?! — она щурится.
Ко мне возвращается то гадкое ощущение предательства от самого близкого. Именно так я чувствовала себя, глядя на абсолютно отчужденного от меня Дамира, который поднимался с постели.
— Мам, — во мне тоже что-то сжимается, — он изменил мне и…
— И что? — она повышает голос, загоняя меня в угол этими неожиданными эмоциями. — Покажи мне мужчину, который ни разу не изменял жене. Покажи, я хотя бы посмотрю на него, краснокнижный экземпляр, — она невесело хмыкает и поднимается.
— Мам, я…
— Садись, садись, говорю, — она берет меня за локоть и вынуждает устроиться за столом. — Дочка, — начинает она, — у всех случаются сложные дни. Я где-то читала, кстати, что как раз вот ваш срок совместной жизни — три года — это кризисный период. Его надо пережить вместе. Если бы у вас был ребенок, было бы, конечно, легче. Но, — она вздыхает, но так и не отпускает мою руку, — надо стараться лучше, понимаешь? Взять отпуск, заняться собой, расслабиться, и не отпускать от себя Дамира, чтобы почаще пробовали зачать, поняла меня?
— Мам, что ты несешь?!
— Так, — она хлопает ладонью. — Кто тебя научит уму-разуму, если не я? Подружки эти твои, которые сами ходят незамужние?
— Мам, Дамир предложил развод, не я.
Я специально утаиваю все остальное. Смотрю на маму и думаю, как я могла быть такой глупой и надеяться, что мать встанет на мою сторону? Если бы я проговорилась про ребенка, то она бы в следующую секунду сорвалась бы звонить Дамиру в надежде, что он вернется.
Я здесь, кажется, одна думаю про малыша и про его будущее…
— Дамир просто на эмоциях сказал, ясно? Ты должна поговорить с ним!
— Не должна, хватит! Все кончено…
— Дура! — сокрушается мать. — Ты хоть знаешь, как тебе повезло встретить такого, как он? Богатого, красивого, обходительного. Да он же пылинки с тебя сдувал три года! Ты послушай мать, значит, чего-то ему не хватало с тобой! Но это можно исправить! Понимаешь?
Во мне копится злость — словно невидимый метан, который вспыхивает от искры. Я злюсь, зная, что если позволю себе перестать, то расстроюсь, расплачусь и позволю маме убедить меня, что я никто… Без Дамира, без мужа, просто никто.
— Он хочет развестись, и я сказала, что дам ему развод. Все.
— Вам нужно остыть, — мама как будто не слышит меня.
Впрочем, и я сейчас ощущаю себя словно наедине с незнакомым человеком.
Внешне мама все та же, я чувствую нотки шампуня, которым обычно пахнут ее волосы, вижу на запястье резинку (она цепляет ее на руку, чтобы в случае чего быстро собрать волосы в пучок). Даже ногти у нее накрашены в любимый розовый оттенок. Но между нами непробиваемая стена. Как так получилось, что Карина понимает меня лучше? У меня сжимается горло, но не от обиды на Дамира или на судьбу, я готова заплакать из-за мамы.
Из-за ее холодности и безразличности.
— Бывает, бывает, что сложно и обидно… Но ты думаешь, за семью не нужно бороться? Можно просто психовать и уходить как пятиклашка? Дочка, если бы я ставила свою гордость выше семьи, то у тебя не было бы отца с шести лет!
— Что?
— Именно то, что ты подумала. Если я тебе не рассказывала про измены твоего папочки, это не значит, что их не было, — в голосе мамы появляются нотки удовлетворения. И несмотря на весь шок, ужас и пустоту, которую я ощущаю, я не могу не злиться на нее, что обрушила на меня правду в такой момент.
Решила использовать измены отца, чтобы убедить, будто это нормально?!
— С меня хватит, я иду спать, — говорю я, хотя еще нет даже семи.
Но если бы моя мама хотя бы когда-то считалась с моими желаниями. Нет.
Она идет за мной, продолжает сыпать соль на рану, вспоминая свои обиды на отца.
И каждый раз она настаивает — если бы ушла от отца, то у меня не было бы семьи. Через пять минут (а, может, спустя вечность) я сажусь на заправленную кровать, которая пахнет свежестью, и сдаюсь. Из глаз градом начинают катиться слезы, а перед глазами встает образ малыша — почему-то сейчас я вижу девочку — и его недовольного личика.
Глава 11
Проходит не менее двух часов взаимного молчания, прежде чем Дамир решается поговорить с братом. Он берет в охапку две банки прохладного пива и стучит тихонько в гостевую комнату. Думает про себя: если брат спит, так тому и быть.
Но на его стук сразу же отзываются…
Дамир толкает дверь и с удивлением видит брата ни разу не сонным.
— Часовые пояса, — поясняет он и снимает наушники.
Перед Тимуром на кровати лежит планшет, на котором он смотрит какой-то сериал. Брат поджал под себя колени и наклонился к экрану, чтобы выключить сериал. Дамир садится с другой стороны по-турецки и передает брату банку пива.
Их окружает почти полная тьма, но так даже легче рассказывать…
— Как раньше, да? — усмехается Тимур.