Измена (не) моя любовь (СИ)

— Можно я подарком отделаюсь? В смысле, чтоб Люську не тащить. Она вынюхивать всякие сплетни начнёт, ни к чему мне это. А так я подарок привезу. У меня дома свора породистых балбесов бегает. Все уши пролаяли. Самого голосистого — Светлане Ильиничне? — вероятно, друг хотел пошутить, но, напоровшись на мой взгляд его весёлость мгновенно прошла: — Ладно, ладно. Понял.

Владимир ушёл, через час и я выдвинулся к себе в Кураево. Ехал, думал как напрячь Лёву с организацией благотворительного сборища, сам задумался про подарок для мамы. Благотворительный вечер был приурочен к её дню рождения, это была её прихоть. То, что мама к своим почтенным годам прикатилась с подбирающимся к ней альцгеймером — это было предсказуемо.

Рядом с ней была её бессменная компаньонка, врачи держали руку на пульсе. За её физическое здоровье я не волновался. А вот за душевное состояние переживал. И очень. Перепады настроения, вспышки детских воспоминаний, провалы в настоящем, в общем, для радостных прогнозов места не оставалось.

У мамы была страсть, которая с годами только усиливалась, переросла в фобию.

Её собаки!

Псарня из озверевших маленьких «волкодавов» породы чихуахуа приводила меня в бешенство. Еле удалось перевести собачатник в соседнее село, назначить там кинологов, смотрителей, орду ветеринаров… Уговорил маму дома оставить только одно исчадие рыжего цвета. Надеюсь, пока меня не было неделю, мама не завела ещё парочку.

Прошуршав шинами по гравию остановился напротив ступеней. Дима, (я знал его подпольную кличку «Мухтар», его ею служащие наградили за преданность) выутюженным коршуном слетел по ступеням с докладом о событиях. Вот ведь мужик золотой, мне кажется, он на свет народился с единственной целью взять золото на международном пьедестале мажордомов. Надо будет премию ему выписать.

Мама сидела в своей комнате в бархатном платье винного цвета. Выглядела здоровой и весёлой. В комнате витал тонкий запах несостоявшегося пожарища. Наверное, снова пеплом что то подпалила моя курильщица.

Осмотрелся, вроде дыма не видно. У меня от сердца отлегло. Мама — это единственный человек на свете, за которого жизнь отдам. Нет, не так, «жизнь отдам» это так высокопарно, показушно как то. Я бы на коленях, на брюхе бы приполз туда, где можно было бы обменять мою жизнь на её. Мама у меня лучшая, чудесная просто.

Но как же она умудрялась срывать чеку с гранаты моего терпения, стоило завести ей свою песню:

— Матвей, сынок, когда ты женишься. Покажи маме свою невесту. Или я тебе выберу её сама. Вот Миленочка, например. Золотко девочка.

«Золотко-девочка»? Я бы волком взвыл, разнёс к чертям крышу по досточкам, стены по кирпичикам, лишь бы не слышать этой темы. Потому что не надо мне говорить того, что говорить не на-до!

— Мама, пожалуйста, не начинай, — я старался говорить как можно мягче, перехватил ядовитый взгляд Настасьи, её компаньонки. Вот же старуха препротивная, наверное, в прошлой жизни ехидной по лесу бегала. Высушенная карга пряталась за креслом матери.

— Что значит не надо? — мать махала в воздухе сигаретой, рассыпая всюду пепел: — Если мама не усмотрит, так ты влюбишься чёрти в кого.

Я поцеловал её в макушку, обнял, она не переставала наседать со своими глупостями, сообщил ей, что не хочу больше об этом слышать. Завёлся, вышел в коридор и…. О чудо!

Я чуть не припечатал дверью ангельское создание. Сегодня бесплатная раздача ангелов с небес? Хорошенькая, ясноглазая, одуряюще-красивая, свежая девушка замерла возле стены. Интересно, кто она….

Глава 11

Я чуть не припечатал дверью ангельское создание. Сегодня бесплатная раздача ангелов с небес? Хорошенькая, ясноглазая, одуряюще-красивая, свежая девушка замерла возле стены. Интересно, кто она….

Выцепил все детали, сразу, одной картинкой. Тягучее, первобытное чувство вылезло из меня наружу, смело наотмашь. Стоило только встретиться с ней глазами… Запах женщины, той, которую нюхом считал, ворвался под кожу, расплавленным оловом растёкся по венам.

Хрупкая, тонкая, затянутая в какую то серую мешковину с рыжим чучелом на руках.

Я что то ей говорил, уж не помню что. Она отвечала, я не слушал. Не понял, как её зовут? Не то Оля, не то Маша.

Всё смотрел, любовался ею. Аккуратно подобранные волосы, распахнутые настежь омуты глаза. Высокие скулы. Жемчужная кожа, пухлые, хорошо очерченные губы. Нескромные, жаркие, острые и опасные как лезвие.

Девушка за словом в карман не лезла, отбрила меня колкостью, обогнула мою фигуру, прижимая к груди рыже-лысого зверёныша с усами цвета рыболовной лески. Исчезла на ступенях. Я бараном смотрел ей вслед, завидовал собаке — вот бы меня девчонка так прижала к груди.

Женщина с грешными глазами унесла моё сердце, сладко сжав его в своих ладонях.

Я свихнулся от этой нежности. Твою ж дивизию, я не мог сдвинуться с места, глаз от неё оторвать. Кто она?