На лице Миранды отразился испуг. Повернувшись к сыну, дама схватила его за руку и, тяжело дыша, проговорила:
– Мне плохо, сынок… воды, скорей…
Экман усадил мать на рядом стоящую скамью у кадки с цветами и сам побежал выполнять просьбу.
Дама была бледна, скорей всего ей и правда плохо. Держась ладонью за область сердца, она сидела, опершись рукой о спинку скамьи и придерживая свою голову. Бедная женщина! Она так сильно меня ненавидит, что ей уже неважно, кем я стала. Больше всего её беспокоит то, что я не умерла, как она о том мечтала. И она уже ничего не сможет с этим поделать. Теперь придётся терпеть меня всю оставшуюся жизнь.
Взяв веер, прицепленный к моему поясу тонкой цепочкой, я раскрыла его и начала им обмахивать Миранду. Я не планировала, чтобы она от сердечного приступа скончалась, мне совсем другое нужно… Дама подняла свою голову и посмотрела на меня уставшим взглядом, в котором до сих пор читалось презрение.
– Вам уже лучше, мама? – спросила я, перестав махать.
– Не смей меня так называть, – тихо, сквозь зубы, произнесла она. – Я мать только своему сыну! – сказала уже громче и из её ноздрей пошёл пар.
О-о-о-о-о! Ей и правда полегчало, если уже до такого эмоционального накала дошла. Надо только добавить искры.
– Ну почему же? Мы ведь с вами будущие родственницы. Лучше начинать привыкать к тёплым родственным отношением прямо сейчас.
В глазах дамы появилось пламя, хоть она и пыталась его сдерживать, но видимо уже поздно, буря грянула. Думаю, теперь самое время «контрольного выстрела».
Посмотрев на платье Миранды в области груди, я посмела заметить:
– А где же ваша брошь? Ай-яй-яй, неужели потеряли? Надо лучше беречь семейную реликвию. – Наклонившись к её уху, очень тихо добавила: – Нельзя хранить такую дорогую вещь в простой шкатулке.
Пока дама снова пребывала в гневном шоке, ошарашенно на меня уставившись своими пламенными глазами, я, задорно смеясь, пошла в зал. На выходе встретилась с Экманом, который наконец-то нашёл для матушки стакан воды и теперь спешил к ней.
Практически столкнувшись со мной, он немного растерялся, а затем, посмотрев мне за спину, испуганно воскликнул:
– Мама! Нет, не делай этого!
Обойдя его, я пошла дальше и, по взволнованным взглядам подданных поняла, что с мной что-то не так. И музыканты опять неспроста перестали играть. Остановившись, посмотрела в одно из огромных зеркал, что находились на противоположной стене между окнами, и обнаружила себя объятой пламенем. Эта дракониха опять подожгла моё платье! Подбежавший Экман выплеснул на мой дорогой наряд воду из стакана, только это не помогло. Тогда он снял с себя камзол и попытался сбить им с меня пламя. Но всё бессмысленно. Огонь только разрастался.
Сквозь толпу протиснулась Оливия и сразу бросилась ко мне, но её крепко обхватив за талию, задержал кавалер.
– Пусти меня! Пусти! – кричала подруга, вырываясь. – Она же горит! Помогите ей!
– Не сгорит, – спокойно проговорил дракон, державший девушку. – Посмотри внимательно, огонь ей не опасен, а вот ты пострадаешь.
Оливия замерла, в её взгляде читалось недоумение. Потому что пламя и правда не причиняло мне вреда, даже волосы не подпалились. Вред был только платью: многослойная тонкая ткань постепенно чернела, осыпаясь пеплом. Экман тоже отпрянул и во все глаза наблюдал за происходящим. Особенно его удивляло моё спокойствие, впрочем, как и остальных гостей. Практически все окружили меня и, открыв рты, наблюдали за таким диковинным зрелищем.
Первым правильно отреагировал император: пролез через плотную толпу, снял с себя мантию и набросил мне на плечи, а то ещё чуть-чуть и я предстану перед всеми полностью обнаженной. Со стороны послышался топот и гости опять расступились, чтобы пропустить лакеев, которые тут же принялись опрыскивать меня водой из магических артефактов, чтобы затушить остаточные языки пламени, мелькавшие у моих ног из-под мантии.
Присутствующие постепенно начали приходить в себя.
– Что произошло?
– Почему платье загорелось?
– Это она сделала?
– Это же покушение!
Подданные обратили взоры на Мирнаду Рил, которая тихо, по стеночке пыталась ускользнуть, но на пути встали два стражника.
– Арестовать! – приказал монарх, кивнув воинам на мать Экмана.
Дама встрепенулась и, повернувшись к правителю лицом, начала причитать:
– Нет! Ваше Величество! Я не виновата!
– Вы подожгли платье моей самой важной гостьи. Значит, покусились на её жизнь. К тому же, сделали это во время бала, где многолетними правилами запрещено использовать магию, – пояснил император.
– А она! Украла мою брошь! – ещё громче закричала Миранда, показывая на меня пальцем.
Толпа недовольно загудела, осуждая в первую очередь саму же Миранду:
– Как можно?
– Обвинять в таком благородную драконицу…
– Да как она смеет…
Император, подняв руку, велел всем замолчать.
– У вас есть доказательства? – поинтересовался у дамы.