Всё её поведение в этом телефонном разговоре настолько разнится с её стандартной линией поведения, что мне вдруг становится не по себе.
— Ты для себя уже всё решила? — хриплю, откашливаясь.
— А ты?.. Мне интересно, как долго ты ещё собирался жить вот так…
— Как так?
— Не по-настоящему, — с обидой выплёвывает.
— Что за бред? Что значит не по-настоящему? Ты моя жена, я твой муж.
— Но тебе меня навязали… — кричит в трубку. — Как игрушку по акции в магазине.
— Не кричи, — выговариваю сквозь зубы. — И прекрати нести ерунду.
— Не затыкай меня. Больше никогда не затыкай. Думаешь я и дальше буду покорной?
— А ты когда-то была ей?
— Была. Семь лет была…
Её дыхание сбивчивое, взволнованное.
— Поэтому каждый раз таскала мне в офис пироги, которые я терпеть не могу? — спрашиваю с усмешкой. — Я ведь не идиот, Ника. Кто угодно, но только не идиот.
Жена затихает, словно была поймана с поличным.
Всхлипывает.
Я давно понял, что её забота с пирогами — протест и желание сделать мне назло. Вывести на эмоции. Заставить чувствовать. И у неё получалось…
И сейчас получается.
— Ненавижу тебя, — шипит в трубку Ника. — Ненавижу, Мансуров. Ухожу от тебя. Сейчас же соберу вещи.
— Только попробуй, — предупреждаю.
— Ненавижу.
— Оставайся дома, я скоро приеду, и мы спокойно сядем и поговорим.
— О чём тут разговаривать? Ты меня любишь, Тигран? Ответь мне на один простой вопрос.
Внутри словно цепи сковывают.
Любовь?
О чем она?
Я многое могу понять. Она моя жена. Мать моего единственного сына и будущих детей. Я готов её защищать, оберегать, дать все блага, которые, черт возьми, только есть на этом свете. Я считаю Николь красивой, хочу её. Стараюсь относиться уважительно.
Зачем обязательно весь спектр этих эмоций именовать любовью? Неужели, женщинам так легче?
— Ненавижу тебя, слышишь? — плачет в трубку Николь, так и не дождавшись ответа.
— Мне кажется, ты врёшь, Ника. Сама себе чего-то не договариваешь. Я приеду, и мы спокойно пообщаемся.
— Не вру. Хочешь, я тебе докажу? Знаешь, какое желание я загадала в полночь?
— И какое же?
— Чтобы тебя вообще и вовсе не было.
Горько усмехаюсь, подходя к окну и закуривая новую сигарету.
Едкий дым, выжигающий легкие, — то, что нужно.
— Чтобы. Тебя. Никогда. В моей. Жизни. Не было, — повторяет Николь как мантру, вбивая каждое слово в крышку гроба нашего брака…
— Что ж, — произношу чужим голосом. — Если это единственное твоё желание… Надеюсь, ты, дорогая, двадцать семь лет не зря веришь в новогоднее чудо, и оно сбудется…
Глава 10. Николь
Манная каша, закипающая на плите, сплошь покрыта мелкими пузырьками. Монотонными движениями размешиваю, но в какой-то момент понимаю — вязкая субстанция просто-напросто прилипла к сотейнику. Кухня наполняется горелым запахом, а живот скручивает в тошнотном позыве.
— Это знак, — Савва стоит рядом и наблюдает, как я выкидываю застывший манный комок.
“Знак…”
Сердце не на месте от одного такого слова. Вчерашний разговор с Тиграном въелся в нашу общую рану под названием брак и до сих пор орудует там металлическим скальпелем.
Дурно становится. Нехорошо.
На кровати в спальне лежит конверт. Я нашла его в кабинете мужа. Сверху рукой Тиграна было написано мои имя и фамилия: “Николь Мансурова”. Сухо, по-деловому.
Внутри конверта я обнаружила договор с европейским издательством на выпуск моей первой книги про бельчонка на английском языке.
Шок, что муж все-таки знал про мои книги, не сходит. А осознание, что мои книги будут издаваться за рубежом, никак не придет.
Настежь открываю окно, впуская свежий, морозный воздух на кухню.
— Может, хлопья с молоком? — устало спрашиваю.
— Ура!
Достаю с полки шоколадные шарики, заливаю их молоком и пододвигаю тарелку к сыну. Взгляд то и дело косится на часы.
Сейчас утро, время, когда Тигран должен был прилететь. От него ни звонка. Не то что я ожидала отчет о его передвижениях, особенно после вчерашней ссоры, но…
Крепко удерживаю кухонное полотенце в руках, встраивая пальцы в ровные ряды перекрещенных нитей. Глаза слезятся от бессонной ночи. Стоит ли еще говорить, что я плакала?
Чувство вины тяжелое. Сначала давило на плечи, потом каким-то хитрым способом проникло внутрь. Ощущение, что наглоталась булыжников.
— Вкусно? — спрашиваю сына, потеребив того по макушке. Накидываю сухую улыбку. Ну, хоть так.
— Очень. А когда папа приедет?
— Папа… Скоро.
Зажимаю переносицу указательным и большим пальцем. В груди огонь мечется из угла в угол, не находит высвобождения.
Наблюдаю за Саввой. Тот чуть хмурится, когда несколько капель молока, окрашенные шоколадными хлопьями, попадают на стол. В этот момент он очень похож на Тиграна. Его маленькая копия.
Отворачиваюсь, чувствуя, как приближается новая партия слез.
— Мультики? — с энтузиазмом спрашивает Савушка.
Беру пульт, включаю. Как не кстати на канале идет выпуск новостей. Вместо того чтобы переключить, застываю на месте. А пульт с треском приземляется на пол.