Измена под Новый год (СИ)

Одиночество уносит в воспоминания.

Смерть мамы многое в моей жизни изменила. Разделила на «до» и «после». Я мог бы сколько угодно врать себе также, как почти двадцать лет вру собственному отцу, повторяя всего лишь одну фразу: «Все в порядке».

Все, су-ка, в порядке!

Черт возьми.

Так двенадцатилетним пацаном я говорил после того, как маму похоронили и потом… А ещё все последние семь лет талдычу одно и то же.

Все в порядке.

Даже сейчас, когда мерзкое чувство вины придавливает тело бетонной плитой, а осознание того, что как раньше не будет, колется острыми краями прямо в сердце… даже в этот момент жаловаться на жизнь совершенно не хочется.

У меня две руки, две ноги, голова на плечах. А душа?..

Все в порядке!

Устало кивнув самому себе, набираю номер человека, который записан в моём мобильном телефоне довольно сухо, но ёмко: «Николь Мансурова». Вопреки нашему странному браку, мне всегда нравилось это на первый взгляд нелепое сочетание.

Моя фамилия очень идёт Нике. С ней она стала самостоятельнее и лучше. С ней она выросла… как бы это странно ни звучало. Но она больше не та девчонка с широко открытыми глазами и хлопающими ресницами.

Нажимаю на кнопку вызова, а когда слышу, как стихают гудки, первым делом сухо спрашиваю:

— Савва спит?

В Москве сейчас около часа ночи. Зная любовь моей жёнушки к волшебству, почему-то уверен, что они всё это время загадывали желания, придумывали какие-нибудь истории или рисовали.

— Уже ложится, — отвечает Ника отстранённо. — Хочешь поговорить с ним?

— Да, если можно. Пожалуйста.

Ника тихонько вздыхает и стучит тяжелыми дверями:

— Ну, конечно, можно, Тигран. Савушка, папа звонит…

Выкидываю истлевшую сигарету и словно глоток свежего воздуха вдыхаю. Именно так на меня действует общение с собственным сыном.

— Пап, с Новым годом, — сонно тянет мой пацан.

— С Новым годом, Савка, — улыбка на лицо сама собой натягивается.

— Ты уже освободился?

— Уже да. Теперь точно.

— А ты утром приедешь? Рано? — хитро спрашивает.

— Ага. Рейс на девять утра перенесли, скоро буду выезжать в аэропорт.

— Слава богу, — заговорщически шепчет. — Мама сказала, что утром будет каша. Манная, пап.

— У-у-у, — морщусь.

Усаживаюсь в кресло и откидываю голову на мягкую спинку, растираю шею. Пожалуй, такого тотального чувства одиночества, как сейчас, я ещё не испытывал.

— Ты приедешь, — продолжает сын. — И скажешь маме, что манная каша — бесполезная.

— Скажу, конечно.

— А мама разрешит нам есть шоколадные шарики с молоком. Как обычно.

— Но они тоже бесполезные, сын, — усмехаюсь.

— Зато вкусные, пап. Ладно, я спать буду. Мама на меня строго смотрит.

— Давай, спи. Скоро встретимся.

— С Новым годом, пап. Кстати… салюты были классные.

— Салюты? — в кресле подскакиваю.

Они что сами решили их использовать?.. Подождать не могли? Фейерверки, по словам продавца-консультанта, настолько мощные, что можно без рук остаться.

Злость внутри кусается, но в душе понимаю — сам виноват. Жизнь — это не только бизнес.

— Это уже я, Тигран, — отвечает Николь.

— Вы что, сами салюты ходили запускать?

— Не совсем… Мы были не одни…

Замолкает.

Нахмуриваюсь, перебирая в памяти кто бы это мог быть. Кроме старухи и моего отца никто на ум не приходит.

— С нами был помощник Деда Мороза, — кричит Савва в трубу. — Его зовут Гордей. Он такой весёлый и классный, пап.

Это что ещё за херня?..

— Гордей Рудковский. Помнишь, бабушка тебе рассказывала? — признаётся Николь виновато.

Напрягаю память, пытаясь восстановить слова и картинки, но тщетно — её бабушка так много говорит, что я обычно слушаю вполуха.

— А что он делал у нас дома? Этот Гордей Рудковский.

— Он актёр, — произносит жена. Голос напряженный, тихий. — Подожди минуточку.

Пока Ника, судя по звукам, выходит из комнаты сына и спускается на первый этаж, успеваю напридумывать себе всякого.

— Актёр? — спрашиваю громко, когда Ника останавливается и громко сопит в трубку. — У нас дома проходили съёмки фильма? Я чего-то не знаю?

— Нет, — выдыхает возмущенно. — Но нашему сыну нужен был праздник. И я нашла как его устроить.

Николь несколько раз пытается что-то сказать, но каждый раз речь обрывается.

— Поэтому он пошёл запускать салюты с твоим другом вместо собственного отца? Может, Гордей Рудковский ещё в чем-нибудь меня заменил? — рычу в трубку.

— А может, надо больше думать о семье? А не о финансовом директоре?

— При чём здесь Кира?

— Ни при чем, — взвизгивает Николь. — Я больше не собираюсь так жить, Тигран.

Сглатываю образовавшийся ком в горле.

Помимо истории о том, как именно наш брак был заключен, есть ещё одна причина, по которой он априори не может быть успешным. — Мы разные. Настолько, что в голове не укладывается.

Даже не буду отрицать, я рос избалованным ребёнком. Защищать собственные границы — это то, что родители привили мне едва ли не с раннего возраста.

Ника же воспитывалась бабушкой, жили они не богато, да и некому было особо что-то объяснять девчонке. Отсюда это тотальное желание всем угодить и абсолютнейшее неумение говорить «нет».