В его сценарии “истинной дружбы” я ухожу к Вестару, потому что внезапно воспылала к нему любовью, против которой Ивар не может идти. Живем мы, значит, в его поместье, в котором навожу порядок и уют, а Вестар добивается от моих мальчиков, чтобы они называли его вторым папой.
— Что за бред? — охаю я, и Анрей с Эрвин морщат носы. Им тоже не нравится такой расклад. — Я и Вестар?
— И уже твоя волчица бегает к моему волку дружить, — крылья носа Ивара вздрагивают в гневе. — Мерзавка.
— Это… возмутительно…
— Взаимно.
Я встаю, оправляю юбки и шагаю прочь. У дверей оборачиваюсь. Смотрит на меня из-под полуоткрытых и шепчет:
— Не хочешь нам почитать вслух?
Глава 51. Его
Я отказалась почитать Ивару и сыновьям. Нет, я хотела согласиться. Это было бы очень трогательно, уютно, тепло и интимно. Слишком интимно. Послеобеденное чтение книги шепотом связало бы нас всех в семью, в которой мама читает сонному папе и сыновьям красивые и витиеватые строчки о светлом, добром и хорошем.
Я испугалась. Для меня тихое чтение стало бы гранью, за которой я бы вновь слишком близко подпустила Ивара к себе и доверилась ему, а для него это, возможно, не имело бы такой ценности, как для меня. Жалею ли я?
Да, жалею. Вопреки обиде на Ивара. Все эти разговоры по душам, попытки сближения, внезапный поцелуй в беседке под солнечными зайчиками должны были случиться до нашего брака и до рождения детей, а не после, когда мы оба не понимаем, как быть дальше, и когда вскрылась некрасивая правда, что против нас были его родители.
Против нас.
Не против меня.
Против нас.
В моей голове, в моих мыслях есть “мы”. И “мы” — это Ивар, я и наши сыновья.
Проклятье.
— Госпожа? — шепчет Лида, когда я замахиваюсь в желании разбить фарфорового ангелочка о стену.
Загнанно оглядываюсь и прижимаю ангелочка к груди. Кажется, Лида все понимает по моему взору, в котором я прошу помощи. Я не хочу, чтобы мне вновь было больно.
Теперь Ивар предаст не провинциальную девочку, которую придумала себе
влюбленность в загадочного и отстраненного Альфу, а семью, которую я приняла на глубинном, зверином и инстинктивном уровне.
— Вам же нравилась эта статуэтка, — шепчет Лида.
— Мне страшно.
— А перестанет, если разобьете статуэтку? — Лида делает шаг.
Я задумываюсь и печально отставляю ангелочка в сторону. Все было бы куда проще, если бы Ивар отправил меня в изгнание. Обида и злость была бы куда понятнее, чем узел противоречий и сомнений, который пульсирует в груди у желудка.
— Время позднее, Госпожа, — Лида откидывает одеяло. — Ложитесь спать.
Я медлю, и она собирает с тумбы книги и деловито шагает прочь:
— Никаких романов, Госпожа. Вам важно высыпаться.
— Но…
— Утром верну, — выходит и бесшумно запирает двери.
Какое коварство. В романах я трусливо прячусь. Я переживаю за несуществующих героев, забиваю голову чужими перипетиями судьбы и отключаюсь ближе к рассвету без снов с книгой на груди, ведь иначе мои грезы будут полны видений, в которых я желанна, и ласкового голоса:
— Илина…
А я в ответ на грани безумия шепчу:
— Ивар…
Теплые ладони скользят по груди, изгибу талии, спускаются к животу и ко мне прижимается горячее напряженное тело, которое жаждет меня. Я отзываюсь стоном, и к моим полуоткрытому рту припадают, как к родниковому источнику, алчные губы. Ивар испивает меня, но и я жадно захлебываюсь его желанием, его каждым выдохом, которое ныряет в легкие вибрирующим и низким рыком.
Его.
Я могу стать его без остатка хотя бы в своих снах, и в них я отказываюсь от недоверия, нерешительности, стыда и обиды. Все это не имеет значения, когда тело требует поцелуев, объятий и теплой неги, что растекается в венах густой патоки.
— Илина…
Губы Ивара касаются шеи, рука медленно задирает сорочку, а колено уверенно разводит ноги. Я изнутри пульсирую желанием, и оно раскрывается влажным голодом.
Нет места в моих бесстыдных грезах, которые упрямо избегала все эти ночи, робости и девичьей неловкости. Я хочу своего ночного гостя всем естеством, и это стремление утонуть в шепоте и ласках, схоже с черным безумием. Оно сжигает меня, и я выдыхаю:
— Возьми меня… Ивар…
Раскрываюсь, пропускаю сквозь все тело каждое скользящее движение и глубокие поцелуи.
Его.
Его девочка.
Его жена.
Его волчица.
Его Истинная.
И пусть весь мир катится к черту. Пусть сгорит, обратится в пепел. Ничего не важно, кроме этого ночного неба, что вспыхивает тысячелетними звездами. Переплетаемся в тягучих спазмах, тихих стонах и поцелуях, в которых хотим друг друга поглотить и насытить.
Эфемерные и призрачные секунды экстаза истончаются, обращаются в тяжелое дыхание и испарину на коже. Чувствую пальцы на щеке, шее и плечах, а затем меня накрывает нежный и сладкий поцелуй, который утягивает в темноту, и в этой темноте проскальзывает сожаление.
Сожаление, что это лишь сон. По лбу и векам скользят солнечные лучи. Сон. Фантазия. Грёза, которая будет преследовать меня до самой ночи стыдом и тоской. Сонный и глубокий вдох, пружинит матрас. Кто-то закидывает на меня руку, с ворчанием утыкается носом в волосы и прижимается к спине.
— Ивар? — попискиваю я в ужасе.