Измена. Право на семью

— Я за то, чтобы она сама давал в глаз за чмоки в щечку, — деловито закидываю ногу на ногу, — а после презрительно смеялась тем смехом, которому ее научит Вика.

— Какому? — заинтересованно спрашивает Юра.

— Увы, повторить не смогу, — устало вздыхаю, — но такой смех после синяка под глазом от маленькой девочки в розовом платье и с пышным бантом на макушке может уничтожить мужское эго и стать причиной многих комплексов.

— Юр… — встревает Кирилл.

— Вот что мне с тобой делать? — Юра смотрит на него стальными глазами. — Тебя бы прибить, как больную собаку, чтобы не мучился, но мать твою жалко. Мне же потом еще на твоих похоронах быть и слушать ее рыдания.

Я жду от Кирилла того, что он испугается и побледнеет, но он лишь постукивает пальцами по подлокотнику:

— Ну, вернулся я и впрямь побитой собакой.

— Подробности будут? Кому-то дорогу перешел?

— Я просто тупой, — смеется. — Неудачные займы, неправильные вложения, сомнительный подбор персонала, попытки обхитрить налоговую, азартные игры, неоправданные риски на биржах.

— Я пару месяцев назад шимонтажку в Чертаново в карты выиграл, раз разговор зашел об азартных играх, — Юра разминает шею. — Дыра жуткая, и не перепродать, а заниматься ею не вижу смысла. Это тебе не кисейную барышню охаживать, зайчик. Согласен, роль жиголо тебе больше подойдет, но повозюкайся ты в грязи и прояви чудеса сообразительности. Сорок процентов от выручки — мои, если она, конечно, будет.

— Вариантов больше нет?

— Увы, — Юра разводит руками в стороны, — если бы Вика была горбатой, страшной, умалишенной, вся в бородавках и прыщах, то я бы тебя к ней кинул, чтобы ты ее радовал. А так, Кирюш, не обнаглел ли ты часом? Вот серьезно?

— Шиномонтажка так шиномонтажка, — Кирилл пожимает плечами.

— Тогда иди, — Юра кивает на дверь.

Кирилл покидает кабинет, немного прихрамывая на левую ногу. Когда дверь за ним закрывается, Юра потягивается с самодовольной улыбкой:

— Я ему такую свинью подложил… — тихо похрустывают его позвонки, — но пусть побарахтается. Ну, — растекается на кресле, — а ты как сам?

Смотрю на носок право туфли минуту и поднимаю взгляд:

— А мне, похоже, скоро тоже придется пить успокоительные чаи.

— А у Викуси их уже не осталось?

— Осталось, — хмыкаю. — Вот зуб точу на одну из ее коробочек.

Глава 44. Это, что, ревность?

— У принцессы и дракона родилась дочка, — шепчу я и с сомнением разглядываю розовую дракониху с огромными глазами и пушистыми ресницами, — и это единственное логическое объяснение вот этому милому недоразумению.

Соня с улыбкой зевает, и подкладываю ей под бочок игрушку. И вот она закрывает глазки и сладко причмокивает. Такая булочка и ведь сама не верю тому, что она пять минут назад орала у меня на руках и захлебывалась в слезах, а причина: я не разрешила пихать мне в нос свои пальчики.

На носочках пячусь к двери и на кого-то натыкаюсь, и этот кто-то решительно накрывает мой рой теплой ладонью, предугадывая мой визг.

— Тихо, разбудишь, — вздрагиваю от шепота Валерия.

Соня покряхтывает в кроватке и открывает глазки. Хмурится, а мы с Валерием напряженно замираем. Лениво сучит ручками.

— Заснет, — неуверенно заявляет мой муж.

Я зло и шумно выдыхаю, намекаю, что ему стоит убрать руку с моего лица. Соня неожиданно повторяет за мной этот сердитый выдох и с предупреждением выдает короткий хнык. Замолкает, ожидая нашей реакции.

— Спи, доча… — ласково шепчет Валерий, удерживая меня в захвате. — Баюшки-баю… Ты ее кормила?

Нет, блин, голодом морю и всячески издеваюсь. Соня кряхтит. Я улавливаю серьезную угрозу: она намерена основательно покричать, если кто-то из нас не предпримет решительных действий.

Валерий делает медленный вдох и запевает тихую колыбельную про зайчика и ежика, от которой у меня мурашки бегут. Голос у него — бархатный, мягкий и обволакивающий. Соня опять зевает, закрывает глазки и улыбается. Сердце в груди под вибрацией теплого тембра Валерия плавится от всепоглощающей любви к дочери, которая умиротворенно посапывает в уютном полумраке. И мы с Валерием впервые вот так стоим в детской и внимательно вслушиваемся в дыхание Сони.

— Заснула, — шепот Валерия обжигает ухо, а затем его губы касаются моей шеи.

Не шевелюсь и не дышу. Лишь через несколько секунд оторопи я выворачиваюсь из его рук и отступаю на один шаг.

— Что и не толкнешь? — щурится и вновь почти вплотную ко мне стоит.

— Не хочу Соню будить, — несколько шагов к двери.

— Тогда продолжим разговор не в детской?

Оскорбительно фыркнув, выхожу в коридор. Опять какие-то намеки , а его поцелуй горит ожогом на шее.

— Вика, — следует за мной, — нам действительно стоит поговорить.

— О чем? — резко разворачиваюсь к нему.

— Например, о том, что не светит тебе Кирилл в качестве друга для любви, — в его глазах пробегает темная тень.

— Да ты что? — скрещиваю руки на груди. — А тогда кто светит?

Минута молчания. Лицо Валерия искажается легкой гримасой гнева, и он сжимает переносицу. Вдох-выдох, поднимает на меня взгляд и говорит:

— Не хочешь чая выпить?

— Что? — недоуменно спрашиваю я.

— И какой посоветуешь?