— И тебе бы стоило попрощаться с Викой, Валерой и Юрой, — укоризненно шепчет она и прячется в машину. — Сам меня вынудил приехать сюда, а теперь ведешь себя непонятно как.
— Я тебя просил без глупостей, — сажусь за руль и оглядываюсь. — Что ты устроила? Может, пойдешь всем растрезвонишь о нашей личной жизни?
— С этим справится моя сестра, — прижимает Артема к груди, который голодно угумкает и сосредоточенно замолкает.
— Я так не думаю. Если она сама не понимает, что надо заткнуться, то ей придется объяснить.
Поднимает взгляд, и в глазах вижу страх и то, что она хочет вступиться за идиотку Жанну, которой я бы с удовольствием сам вырвал язык. Испугалась за сестру, однако обида не дает ей потребовать от меня того, чтобы я ей не вредил.
— И вы с Жанной все же похожи в одном очень неприятном качестве, — недобро щурюсь. — Ты тоже не умеешь держать язык за зубами, Уля. Я, конечно, понимаю, что ты провинциалка, и у вас это норма бегать по соседям и со всеми делиться подробностями своей жизни, но здесь это, мягко скажем, моветон.
— Моветон — спать с замужней женщиной и сестрой своей жены, — цедит сквозь зубы Уля. — Может, у тебя еще дети на стороне есть?
— Нет — отвечаю шепотом.
— И ты так в этом уверен?
— Определенно.
— Почему бы вам двоим не развестись.
— Во-первых, Уля, я не смогу стать отцом чужим детям, — говорю спокойно, а глаза Ули округляются так, будто я кричу, — во-вторых, если я и даю женщинам шанс, то только один.
— Тогда что у вас за отношения такие нездоровые? — Уля с неприязнью кривится.
— Ты с этой Леной лишь для того, чтобы эго свое потешить?
Глава 14. Только не ори
У меня в сердце будто ржавые гвозди, и с каждым ударом они входят все глубже и глубже. Я стою на кухне в полумраке, макаю в кипяток пакетик ромашкового чая и понимаю, что даже в случае полюбовного развода, который сейчас так же реален, как и единорог, я, Артём и Макар будем все равно связаны.
Он останется отцом, у которого будут полные права на сына, а это — встречи, общение и решение многих вопросов, что обязательно возникнут при совместной опеке. Я от него не избавлюсь окончательно. То есть мое желание сбежать и исчезнуть с радаров совершенно нереализуемо. Макар останется частью нашей с сыном жизни, и для меня это как приговор.
Он, кстати, после возвращения убрал осколки на кухне. Я поднялась с Темой в детскую, где дождалась ночи и спустилась заварить ромашки. Как мне найти с ним общий язык и убедить, что нам стоит развестись?
Или же мне переступить через себя, через свои розовые мечты и отнестись к Макару так, как он того заслуживает? Увидеть в нем денежный мешок, который обеспечит детям хорошее образование, серьезный старт в жизни и однажды оставит в наследство бизнес? Он же сам заявил, что я с ним из-за денег.
— Где может прятаться Жанна? — вздрагиваю от голоса Макара, но не оборачиваюсь, — Уля.
— Я не знаю, — откладываю пакетик чая на блюдце.
— У бабушки ее нет.
— Она мне не докладывалась, — делаю глоток чая.
— А она у тебя очень продуманная.
— У меня нет желания с тобой обсуждать мою сестру, — отставляю чашку с чаем и выхватываю нож из стойки. — И ты должен это сам понимать, нет?
Отрезаю тонкий ломтик от куска ветчины. Сейчас я в силах только заесть стресс бутербродами и утолить нервы в чае. Наверное, открою себе еще баночку зеленого горошка. Имею право себя порадовать. Вот прям из банки и поем и со сметанкой.
— Может, ты хорошо подумаешь, куда могла податься Жанна? — злой шепот обжигает ухо.
На пару секунд у меня от упоминания имени моей сестры темнеет в глазах, и я выныриваю из мрака под удивленный сдавленный выдох Макара, который пятится от меня, прижав ладонь к левому боку. На белой рубашке расползается багровое пятно.
— Макар? — шепотом спрашиваю я и опускаю взгляд.
С лезвия ножа на кафель слетает несколько капель крови и расцветают алыми кляксами.
— Только не ори, Уля, — шипит Макар и хрипло выдыхает. — Нож положи… И поднимайся к Артему.
Наталкивается на стол, кривится и опирается второй рукой о столешницу, глядя на меня исподлобья, когда я открываю рот:
— Я сказал, не ори.
А Я бы и не смогла закричать, потому что мой вопль застрял в лотке большой колючкой. По телу пробегает озноб, и я роняю нож.
— Господи. — шепчу я и оседаю на пол.
— Какая семейная жизнь без поножовщины, — Макар медленно разворачивается и плетется прочь. — Боже, да я превращаюсь в Юру.
Я невидящими глазами смотрю на кровавые кляксы на кафеле, и меня начинает трясти.
— Надо вызвать скорую… — судорожно шепчу я, а затем встаю и выбегаю из кухни.
— Куда?! — Макар с рыком оглядывается на меня. — Добить решила?
— Скорую… Надо скорую…
Мне одновременно жарко и холодно. За волной пота идет волна озноба. Руки трясутся, ноги едва держат, и голова кружится. К горлу подкатывает ком тошноты.
— Повторяю, — цедит сквозь зубы. — Ты сейчас поднимешься к Артему, ляжешь спать и никуда звонить не будешь. Со скорой будет больше возни, Уля. Они ментов вызовут.
— Но…
Молча покидает столовую, шумно выдыхая, и до меня долетает его злой голос:
— Артем плачет! Уля!