Измена. Право на сына (СИ)

— У вас странный вкус.

— Это символизм, — раздраженно отвечаю я.

— И что же вы хотите всем этим сказать? — женщина аккуратно раскладывает орхидеи на высоком столе и возвращается к чертополох.

— Что я люблю свою жену.

— Невероятно рада за вас, — выхватывает веточки чертополоха из высокой вазы и усмехается, — но таким тоном не о любви говорят, а угрожают убить всю семью.

Я не отвечаю и щурюсь на наглую флористку, которая смеется.

— Таких кадров у меня еще не было.

— Я бы на вашем месте сейчас постарался быть вежливой и учтивой, потому что в перспективе я могу стать постоянным клиентом.

— С богатой фантазией и тягой символизму?

— Да.

— То есть у меня будет шанс заказать однажды какие-нибудь жуткие и редкие цветы, чтобы вы могли выразить свои неуемные чувства к жене?

— А конкретнее?

— Например, китайский мышецает или цветок летучей мыши.

— Не слышал о таком.

— Идеально подойдет для композиции “я в ссоре с женой и невероятно напуган сковородкой в ее руке”.

— настолько жуткий?

— Ага. И дорогой, зараза, — раскладывает чертополох на белой бумаге. — Настолько дорогой, насколько и страшный.

— Каталог предоставите?

— Предоставлю, — поднимает взгляд. — Будет раздолье для вашего символизма.

Через пятнадцать минут я поднимаюсь со странным букетом в руках к Ульяне на крыльце. Сердце пропускает удар и заводится с новой силой.

— Мне нравится, — едва слышно говорит она, разглядывая цветы в своих красивых изящных руках, и поднимает глаза.

Улыбается, и все вокруг размывается в блеклые пятна. Ничего неважно, кроме ее немного печальной и уставшей улыбки.

— Хорошо, — ее ресницы вздрагивают, — давай еще раз попробуем. — Я доверюсь тебе, Макар, потому что хочу этого. Хочу узнать, каким ты можешь быть, когда любишь.

Эпилог

— Он твою сестру. — бабушка кривится, — обижал. Пытался изнасиловать, угрожал, а ты…

Было глупо ожидать от нее чего-то другого кроме обвинений и претензий. Жанна мастерски промыла ей мозги.

— Бабуль, — ласково улыбаюсь. — Жанна твой дом продает.

— Неправда.

Конечно, Жанна — милая пушистая овечка. Ничего нового, но моя обида и ревность сейчас бессмысленна.

— Мне твои соседи позвонили, — постукиваю костяшками пальцев по столу, — сказали, что пока ты в церкви возишься, она сюда риелторов водит.

— Как-ты можешь такое говорить.

— Ба, твой дом теперь записан на нее, — недобро щурюсь. — видимо, она выставит тебя за порог когда найдет покупателя.

Бабушка переводит обескураженный взгляд с меня, на Макара, который молча стоит в проеме двери, привалившись плечом к косяку.

— А дом хороший.

— Говорит он. — Думаю, что выкупят его быстро.

— Она… — бабушка садится и прижимает руку к груди. — Не могла.

— И какая ирония, — невесело хмыкает Макар, — ваш милый уютный дом может сласти бессовестный негодяй.

Поднимаю на него взгляд, ион медленно выдыхает:

— Понял. Это было лишним.

— И куда же я без дома?

— Я очень хочу съязвить на эту тему, — тихо отзывается Макар, — но не стану. Вы пожилая и не очень умная женщина.

Замолкает, сжимает переносицу и выдерживает несколько секунд молчания.

— Макар, — шепчет бабушка, — как такое могло получиться?

— С этим обязательно разберутся мои юристы, — сухо отвечает он и выходит.

Но затем возвращается, целует меня в макушку и шепчет:

— Я пойду сарай осмотрю.

— А что с ним не так? — испуганно шепчет бабушка.

— Ремонта требует. Он весь косой и кривой.

Вот теперь точно выходит, и бабушка закрывает глаза.

— Я не верю, Уля. Соседи могли и наговорить на Жанну.

— Конечно, — усмехаюсь я. — Ты можешь поверить только в то, что я, например, ударила Жанну. Или в то, что сына голодом морила. Да, я соглашусь с Макаром, что ты не очень умная, ба.

Оскорбленно смотрит на меня и поджимает губы.

— А ты мне все эти недели даже не звонила, — всматриваюсь в ее блеклые и мутные глаза.

— Ты могла сама позвонить.

— Не могла, — слабо улыбаюсь я. — Не хотела слышать причитания о том, какая я плохая сестра. Я держала связь с твоими соседями, чтобы быть в курсе, а не заболела ли ты. И ты до сих пор не спросила, как у меня дела.

Молчит, и приглаживаю скатерть.

— Как так получилось, что Жанна так ловко смогла тебя настроить против меня?

— Я не знаю… — сипит в ответ — Уля, я… Похоже, старая дура… И скоро стану бездомной.

— Если Макар решил ремонтировать сарай, то дом у тебя останется, — перевожу взгляд на красную цветущую герань на подоконнике, — ба, ладно обо мне ты не беспокоилась, что я, паршивка такая, сестру обижаю, но ты ведь и об Артёме взяла и забыла.

Встаю и оправляю подол платья:

— Обидно. А вдруг с нами за это время что-то могло случиться?

— Уля…

— Я не была твоей любимой внучкой, да? — встряхиваю волосами, чтобы прогнать напряжение из тела.

Отворачивается и всхлипывает, прижав уголок полотенца к губам.

— Зато ты у меня была любимой бабушкой. И не останешься ты на улице и без заботы, когда она тебе потребуется.

Выхожу из кухни, сворачиваю в темный закуток и жду. И да, мои подозрения оправдываются. Бабушка звонит Жанне, плачет, что заявилась я с Макаром и наговорили ей всякого.

— Жанна! Алло! Жанна!