Измена. Расколотое сердце

Перед выходом замечаю оставленные нами кружки на столе. Вино подсохло разводами на стенках и кисло пахнет отсыревшей древесиной. Тащить сейчас с собой всю коллекцию моих особенных кружечек откровенно плохая идея. Открываю шкаф и достаю не самую красивую, но самую ценную. Смешная, корявенькая кружечка с носиком. Бабушка когда-то привезла из Минеральных вод. Аккуратно оборачивая салфетками прячу ее в сумку и не оглядываясь выхожу из квартиры.

У Сони оказывается крошечная светлая студия. Все такое светлое, что я боюсь что-то испачкать. Я все еще в липком платье.

Книжный стеллаж разделяет кухонную зону от спальной. Места очень мало, но оно так правильно распределено, что не чувствуешь себя стесненно. Ее дом пахнет уютом и нежностью.

Разговаривать совсем не хочется, мы только обмениваемся короткими репликами. Она предлагает чай, показывает чистые полотенца в ванной. Я отказываюсь ложиться спать на кровати и занимаю диван. Но когда укладываемся спать, погасив свет, в темноте комнаты что-то меняется и Соня шепотом спрашивает:

– Ай, что ты теперь делать будешь?

– Не спрашивай, Сонь. Я понятия не имею. Мы так долго вместе, что я не представляю себя без него. Он же мой первый. И единственный. Кто я без него? Все мечты и планы на будущее включали Олега. Я же… Я так хотела детей, Сонь. Он все откладывал. Позже, сейчас рано, сейчас нет денег, сейчас слишком много работы. Появились и деньги, и время, но я больше не решилась спрашивать. Мне кажется, я ушла тренировать детей только, чтобы поближе к малышам быть.

– Они такие забавные, знаешь. Пятилетки, а уже серьезные, важные с характером и планами на жизнь. В них столько любви и энергии помещается, что даже поверить сложно.

От воспоминай о моей младшей группе, улыбка расплывается на лице и немного теплеет разбитое сердце.

В прошлом году мы с Мариной возили детей на фестиваль современного танца в Москву. Дело это очень сложное и выматывающее последние нервы. Кто-то обязательно забудет документы, сменную одежду, косметику. Иногда приходится на ходу переделывать костюмы.

В тот раз мы не спали всю ночь, потому что двое из наших подопечных забыли сделать на костюмах аппликацию из страз. И все бы ничего, если бы все это не происходило в вагоне поезда. Трясущимися руками, на трясущемся столе под тусклым светом единственной лампы, пытаться не промахнуться стразой мимо узора – высшее мастерство.

Только вся романтика путешествия на поезде растворилась в монотонной работе и запахе клея.

Но костюмы, стразы – это еще ерунда. Вот когда выпадала честь сопровождать старших, по ночам приходилось дежурить, чтобы не вылавливать несовершеннолетних шкодников из баров, дискотек и бассейнов. Бывали случаи, да.

Олег бы ни за что не вынес и нескольких часов в душном поезде с оравой малышни и их родителей. Но тогда, в Москве, мне встретился один мужчина…

Конкурсы – дело сложное, ответственное, но очень невыгодное для нервов. Организаторы тоже иногда ломаются и в тот раз что-то пошло не так с доставкой обедов на площадку. Не дай бог никому вживую увидеть стаю из пятнадцати проголодавшихся пятилеток.

Обед обещали привезти в течении двух часов, но до этого еще нужно было дожить. Оставив Марину и еще трех мамочек с детьми, надеясь, что они продержатся на запасах из баранок и печенья еще полчасика и их не съедят. А сама отправилась на поиски более существенного перекуса.

В буфете ожидаемо, смели даже крошки с прилавков, а вот в кондитерской напротив удалось разжиться восхитительными круассанами. Заказала все, что были в наличии и нам с Мариной последнюю Павлову. На вид – великолепно. В составе – фисташковый крем и малиновое конфи. Сама почувствовала себя ребенком. Дайте! Скорей, скорей!

Когда мне все упаковали, забрала огромный крафтовый пакет с круассанами в одну руку, коробочку с Павловой, сверху на которую поставила держатель с двумя стаканчиками кофе – в другую.

Насколько вся эта конструкция ненадежна мне представился шанс увидеть сразу же. Воображая, как все это будет вкусно, развернулась и моментально влетела в каменную стену. Кофе упало и растеклось по всему полу, заливая белые кроссовки. Павлова полетела следом и растянулась на кафеле грязным грустным пятном.

Стена, в которую я врезалась, почему-то головокружительно пахла теплой летней ночью, лавандой и табаком. А еще начала шевелиться и глухо материться.

Задрала голову, чтобы посмотреть, кто же лишил меня сладенького. На высоте примерно двух метров меня ожидало сразу два сюрприза. Оба светловолосые и голубоглазые. Тот, что помладше сидел на плечах, у двухметрового и хихикал. Но ему простительно, мальчишке не больше пяти лет. А вот почему ржал обладатель ослепительной улыбки этажом ниже, было непонятно. И обидно.

Последняя ниточка, последнего каната нервов порвалась с оглушающим “дзинь” и я сорвалась впервые за очень долгое время.