Измена (СИ)

Элизабет одобрительно кивает и плавно притрагивается рукой к подбородку. Наверняка обдумывает всю ситуацию, предполагая выгоду от такого сотрудничества. Я ее прекрасно понимаю, Фолегар слишком молод, а это не у всех вызывает доверие. Даже если человек занимается определенным делом не первый год. Вкусам свойственно меняться, особенно в его возрасте.

— Аукцион, мистер Маршалл, вещь всегда непредсказуемая, — задумчиво произносит Элизабет. — Даже я со своим богатым опытом не могу делать никаких прогнозов заранее. Неизвестно, что будет завтра. Это чистой воды авантюра. Риск, — думаю, этому индюку риски, что детям ириски. Ухмыляюсь про себя. Правда в том, что Фолегара сложно испугать. — Иногда я думаю, что за вещь развернется жаркая борьба на аукционе, а в итоге она вообще не продается. А бывает, наоборот, берешь книгу у наших коллекционеров и думаешь, что этот лот не заинтересует никого. Ну пустышка чистой воды, а на самом аукционе его цена поднимается в несколько раз. Это я к тому, что даже ваша коллекция Виктора Мари Гюго или же Сю могут как вызвать спрос, так и нет.

— Такова «Селяви», Хьюго, — шутит Холд. — Знаете, коллеги, обожаю аукцион за то, что он, как мощный инструмент, помогает определить реальную стоимость произведения искусства. Цена здесь зависит от спроса, а не от нашего желания обогатиться. Ты можешь сколько угодно утверждать, что ты дорогой художник, писатель или поэт, но стоишь ты ровно столько, за сколько тебя покупают. Формула суровой реальности любого аукционного бизнеса, мистер Маршалл.

— Да, я прекрасно осведомлен, — смеется Фолегар и согласно кивает Адаму.

И вдруг он зачем-то неожиданно берет со стола карандаш, крутит его в руке и продолжает.

— У самого при продаже часто случалось подобное. — Нет-нет. Нет! Господи, это похотливое животное, как бы случайно, роняет на пол карандаш, а наклонившись, силой раздвигает мои ноги, которые я отчаянно пытаюсь свести обратно. Не могу. Он сильнее. Что же мы творим?

— Почему же вы учитесь на ЮрФаке? С вашими то интересами искусством. — удивленно интересуется Элизабет, а я хватаю ладонью сильную руку слишком наглого, сексуального, чрезмерно озабоченного приятеля, а он, в свою очередь, сплетает наши пальцы воедино в замок так, что сердце мое непрерывно начинает отдавать удары в груди, словно молотом по колоколу, вызывая сильное покалывание во всем теле. А еще ощутимые импульсы, исходящие отовсюду.

— Я считаю, что моя специальность, как механизм в часах, важная составляющая. Без особых знаний в области юриспруденции в бизнесе можно оказаться с разбитым корытом. Мне так легче. Я люблю работать в одиночку. Курсы стоили неимоверных денег, а с ними то как раз у меня были проблемы. Но, как выяснилось позже, я ничего не потерял, поскольку серьезных знаний эти курсы не давали. Да, у меня нет специального образования в сфере искусства. Я не профессионал. Собственно, таковым себя не считал и до сих пор не считаю. Тем более что понятие «антиквариат» для меня многогранное. Невозможно в равной степени хорошо разбираться в живописи, иконах, фарфоре или книгах. Просто это то, что приносит удовольствие. По крайней мере, сейчас. Сегодня, — наш разговор прерывает Эмили, подав всем ароматный свежесваренный кофе.

— Да это и не нужно, — добавляет Элизабет, не замечая своей помощницы. — У меня есть друзья и коллеги — первоклассные эксперты в области культуры и искусства. Если вам нужна будет консультация, то могу обратиться к ним и замолвить за вас словечко. Насчет сотрудничества не переживайте. Поскольку вы пока что являетесь любителем-антикваром, конечно, должны понимать, представляет ли ценность та или иная вещь. Но в работе, как по мне, вам будут простительны первостепенные ошибки. А вот нам — нет.

— Чтобы стать хорошим антикваром, нужно понимать, что и сколько стоит на рынке. Пользуется ли товар спросом. Но только опыт и время научат в этом разбираться по-настоящему, — поддерживаю Хьюго и пытаюсь отдернуть свою руку из его стальных оков. Правда, попытка не увенчалась успехом. Ну ладно, друзья же могут сидеть и держаться за руки, разве нет?

— Поначалу из-за нехватки знаний и опыта я совершал ошибки, — рассказывает Хьюго. — Слишком много ошибок. Где-то мог продешевить, где-то неправильно распознать раритет, тем самым отказываясь от совершения выгодной покупки, о чем спустя время, безусловно, жалел. Но однажды, когда я навещал приятелей в Париже, мне предложили картину Шагала за три тысячи баксов. До меня от предложенного полотна отказалось несколько антикваров, поэтому я решил, что оно неподлинное. По глупости тоже отказался, а ведь… Ну что мне стоило его проверить, отдав на экспертизу? Только глупость. Впоследствии выяснилось, что это был подлинник. Кто-то другой на нем хорошо заработал.