Измена, сыск и хеппи-энд

Она шла по тротуару уже быстро и весело, и улица, бывшая за полчаса до того туманной и мрачной дорогой теней, обрела для нее вполне реальные очертания. Это всего-навсего проспект Романтиков, а телефоны-автоматы должны быть где-то за парикмахерской. Ну да, вон торчат на стене козырьки, белеют в сумерках, как шляпки поганок. Вика выбрала работающий автомат как можно дальше от тучной бабки, истошно вопившей в трубку: “А? Нина?.. Ну!.. Я? Каво?.. Капуста, ага!.. Генка?.. ых!” Эти крики неприятно напомнили Вике отрывистую речь ее супруга. Она достала из сумочки записную книжку и набрала номер Жанны. С Жанной она некогда работала в одной завалящей турфирме.

Все дело в том, что мама этой Жанны некогда облысела в результате нервного потрясения. Давно облысела, более двадцати лет назад. Она тогда отдыхала на Кавказе, и целый автобус с экскурсантами на ее глазах рухнул в пропасть. Жаннина мама тоже должна была сидеть в этом автобусе, но прямо на этой экскурсии, туда едучи, у нее вдруг воспламенился роман с другим отдыхающим, из Караганды, да такой неотложный, что они от экскурсии отстали и свернули в ближайшие заросли каких-то кустов, усаженных длинными изогнутыми колючками. Колючки-то и спасли влюбленных, которые еще выбрались выбирались из кустов, когда автобус отошел. Пришлось его догонять. Шофер был горячий горец, гнал быстро, отставшей пары не замечал, хотя она бежала во все лопатки. Когда автобус упал в пропасть, влюбленные оказались единственными свидетелями трагедии. Началось следствие. Подъехали отец Жанны и жена карагандинца (потрясенная пара угодила в нервную клинику). В общем, от всего пережитого у мамы Викиной приятельницы выпали волосы – не то чтобы все до одного, но большинство. Осталась прическа вроде той, что теперь у Савостина – пушок трехмесячного бэби. С тех пор мама Жанны стала носить парики и за четверть века скопила их множество. Поскольку Вика решила изменить внешность и проникнуть в “Спортсервис” под чужой личиной, десяток париков ей бы не помешал.

Однако раздобыть этот десяток оказалось непросто. Владелица коллекции была дамой скупой и подозрительной. Вика выдумала легенду о празднике в Анюткиной школе, где родители в костюмах сказочных персонажей должны будут загадывать деткам загадки. Вике якобы предстояло стать феей. Обладательница париков не могла поверить в такое дурацкое мероприятие и все твердила:

– Зачем вам парик? У вас чудные собственные волосы!

– Мама, ну что ты! – убеждала ее Жанна. – У феи не может быть коротенькой стрижки, надо что-то белокурое!

Мама упрямо поджимала губы и жадничала. Те два роскошно завитых парика, голубоватый и золотистый, которые облюбовала Вика, она одолжить отказалась – мол, ей самой они нужны для завтрашнего похода в поликлинику.

– Ты что, оба сразу наденешь? – удивилась Жанна.

– Конечно. С утра я иду за талоном и на электрофорез в рыжеватом, а после обеда к окулисту в другом, голубом. Он не закрывает глаза.

Вике в конце концов достался один-единственный паричок, самый плохонький и старый в обширной коллекции. Обзаводясь им, мама Жанны еще не вполне, наверное, отошла от кавказских впечатлений. Когда Анютка улеглась (то-то радовалась бы она при виде столь экзотического предмета!), Вика достала этот ком изрядно свалявшихся капроновых, тускло-черных кудрей и водрузила на свою голову. Парик очень сильно напоминал несвежую горскую папаху и очень мало – волосы. Вика долго трепала и чесала его, чуть не плача, и утешилась тем, что в парике она делалась неузнаваемо уродливой. В третьем часу ночи явился Пашка. Неумелым воровским шагом, натыкаясь на шкафы, он впотьмах пробрался в спальню, но Вика не вскочила, как ужаленная, не стала зажигать лампу и спрашивать срывающимся голосом, где он был. Она тихо спала. Ведь что-то на ее безнадежном пути сдвинулось. Не важно, куда, но выход забрезжил.