Измена, сыск и хеппи-энд

– Может, “Скорую”? – предложила Вика. Пашка отказался. Он честно промучился весь вечер и угомонился в кровати только в обычное для себя время, после трех ночи. “Какой Гузынин дурак! Обрадовался, что его растрепа домой побежала. Да они просто гадости какой-то наелись, и свидание на складе сорвалось. Завтра все будет по-прежнему”, – думала Вика и ничуть не радовалась, что весь сегодняшний вечер Пашка провел дома. Своим присутствием, жалобами и урчанием в животе он мешал Вике отдаваться ее ежедневной привычной печали о том, что мужа нет рядом. Анютка насмотрелась мультиков и, даже не взглянув на папу, давящегося “Загрексом”, дисциплинированно протопала спать. Зато она страшно разревелась, когда обнаружила пропажу старого затертого зайца. Вика поначалу даже обрадовалась исчезновению столь антисанитарной вещи (из зайца, изношенного до дыр, давно лезла какая-то гнусная синтетическая труха), но ребенок опух от слез, и пришлось рыться в шкафах, ползать со щеткой в руках под кроватями, заглядывать во все углы. Вика уже собиралась бежать к Шемшуриным и искать зайца там (Анютка не помнила, выносила ли сегодня свое сокровище из дома), но заяц вдруг нашелся. Он завалился между стеной и Анюткиной кроватью и сплющился там в большую, неприглядного вида лепешку. Счастливая Анютка эту лепешку обцеловала и мигом уснула. Вика подумала, как мало надо человеку для счастья. Для несчастья, впрочем, тоже. Если потеря гадкого зайца вызвала такую бурю, что же говорить о потере живого, привычного, любимого мужа! И Гузынин точно так же жалеет о своей беспутной Лариске, потому и выдумывает для нее всякие невозможные смягчающие обстоятельства. Давно ли Вика была так же глупа и бегала в сыскное бюро, чтоб разоблачить Пашкиных мнимых мучителей! Поцелуй, виденный сквозь бинокль, убил все ее надежды. Это не флирт, это страсть. Что может ее остановить? Только битки по-царски, и то лишь на один вечер. Ведь наутро Пашка отбыл якобы (Вика ничему уже не верила!) на Блошиную горку утверждать окраску колпачков фонарей вдоль трассы (предусмотренные проектом ярко-оранжевые показались кому-то неэстетичными и внушающими лыжникам уверенность в том, что они непременно и очень скоро свернут себе шею). Явился домой Пашка лишь на рассвете. Его осунувшееся лицо явно указывало на безумную ночь в домике рядом с помойкой, хотя сам Пашка уверял, что его до сих пор донимают проклятые битки.

Юрий Петрович Гузынин за прошедшие сутки тоже несколько приспустился с облаков. Во всяком случае, день спустя Вика снова увидела знакомый “Москвич” у “Спортсервиса”. Саму ее туда вывели глупые ноги, руководимые дремучим подсознанием (сознание наметило целью ее прогулки парикмахерский салон “Лилит”, расположенный совсем в другом месте). На этот раз Гузынин Вику узнал. Вернее, узнал ее черное элегантное пальто. Он тревожно посматривал то на пальто, то на Викино лицо, и на пальто его взгляд яснел и успокаивался. Однако сделать навстречу хотя бы несколько шагов он не отважился.

– Ну, что, снова приехали спросить у супруги, не купить ли сосисок в гастрономе? Семейная идиллия продолжается? – язвительно заметила Вика вместо приветствия. Гузынин в ответ помрачнел:

– Какая идиллия? Вы еще издеваетесь. Собственно, я ведь вас и жду, хотел посоветоваться… вернее, попросить… Может, лучше сядем в машину?

Вика проследовала в “Москвич”. Мельком она заметила, что гузынинский автомобиль вовсе не рыжий. При ясном вечернем свете он оказался того вяло-коричневого, с желтизной, цвета, который имеет в народе ряд малоприличных названий, связанных с пищеварением. Даже садиться в такую машину неловко!

– Видите ли, Виктория, – начал Гузынин. Он впервые за время их знакомства назвал ее по имени. – Я за последние дни убедился, что в чем-то вы правы…

– Я права во всем! – заявила Вика убежденно.

– Погодите! Может быть, и во всем. Я не уверен. С одной стороны, я знаю свою жену и бесконечно доверяю ей, а с другой стороны… Она изменилась. Позавчера она была больна…

– Объелась царских битков?

– Я уже привык к вашей прекрасной осведомленности, но не перестаю удивляться… Да, ей нездоровилось – пищевое отравление. Она очень страдала, была крайне раздражена… и сказала… Не буду вдаваться в подробности!.. в общем, что она зря за меня вышла замуж…

– А я вам что говорила? – обрадовалась Вика. – То есть я не в том смысле говорила, что вы никудышний, и не стоит за вас выходить замуж… хотя и в этом смысле, кажется, тоже? Не в этом дело. Дело в том, что у нее роман. А вы ей разонравились.

– Я в это не верю, – уперся Гузынин.

– Вы что, всерьез считаете себя таким неотразимым?

– Нет, конечно. Просто я не верю, что она могла разлюбить меня так легко и беспричинно. Она очень внушаема. Ею наверняка манипулируют. Вы ведь знаете, сейчас есть возможные методы воздействия на психику человека – с элементами гипноза, вживлением электродов в мозг…

– А вам в мозг не вживляли пареную репу? – грубо оборвала его Вика. – Что за чушь вы несете! Скажите лучше, чего вы от меня хотите? О чем просить собрались?