Измена, сыск и хеппи-энд

Черно-белый портрет Чарли сменился цветным и шевелящимся изображением следователя по особо важным делам Пролежнева. Он вел дело Малиновского. В отличие от сдобных сотрудников агентства “Орлец” Пролежнев имел все приметы матерого сыщика — длинноватое лицо, густые неподвижные брови и впалые щеки. Его тонкий, будто аккуратно прорезанный ножом рот скрипуче изрек, что преступница, чей портрет создан одним из свидетелей, известным профессиональным художником (имя его, понятно, не называлось), работала в парке с другим киллером. Этот киллер, вооруженный “Береттой”, и уложил Валентина Окаевича Малиновского, а также его телохранителя Косыгина Сергея Даниловича. Другой раненый телохранитель, Шишебаров Сергей Макарович, находится в больнице в критическом состоянии. Изображенная на портрете преступница прикрывала своего подельника автоматом Калашникова в руках. Автомат она унесла с собой, тогда как второй киллер (неизвестно пока, мужчина или женщина) бросил “Беретту” в тупике Испытателей (“Вонючая дорожка, где я влезла в дыру в заборе?” — догадалась Вика). Оба преступника скрылись в машине, очевидно, поджидавшей их в проезде Испытателей. Свидетели видели автомобиль “Лянча” лимонного цвета, примерно в это время, рванувший на большой скорости от шашлычной “Эдинбург”. План “Перехват”, как обычно, ничего не дал. Выяснилось, что “Лянча” днем была угнана у безработного Баева. Машина к настоящему времени уже найдена правоохранительными органами в лесу близ села Развитое. Автомобиль сильно обгорел. Человеческих останков в нем не обнаружено. Сейчас главное, чем располагает следствие — приметы женщины с автоматом. На вид ей лет 20–25 (“вот за это спасибо!” — подумала Вика), хрупкого телосложения, рост 160–165 см, вес 56–58 кг, лицо чистое, одета в черную куртку и в мужские ботинки на толстой подошве (“а вот это врете!”) Скорейшая поимка преступницы выведет следствие на главного исполнителя и на заказчика чудовищного преступления.

При последних страшных словах Пролежнева в кухне невыносимо запахло паленой кашей.

— Мам, мы что, горим? — пискнула растрепанная Анютка. Она появилась в дверях кухни, жмурилась от яркого света, терла глаза и хныкала:

— Мамочка, подожди, не туши! Я сначала погляжу на пожар!

— Нет никакого пожара, — оборвала ее Вика. — Иди умывайся! Это каша подгорела.

— Ура! Выброси ее в ведро. Давай неполезную яичницу изжарим!

В “Грунде” Вика демонстративно обложилась бумагами, которые стали теперь для нее спасительной ширмой, и ушла в себя. В голове у нее царил полный сумбур. Хотелось сосредоточиться. Вечернее убийство Малиновского наделало шуму и в “Грунде”, хотя покойный не значился клиентом фирмы и даже в каком-то интервью назвал почему-то ее главу нечистым на руку конским барышником (Валентин Окаевич Малиновский, как писали газеты, был неординарной, яркой, самобытной личностью, настоящим самородком прогресса; он много делал людям добра). Конский барышник однако, успел уже пригнать в Нетск из Люксембурга телеграмму соболезнования. Клавдия Сидорова с утра выехала в цветочный салон, чтобы со свойственным ей вкусом назаказывать тропических букетов, корзин и венков на послезавтрашние похороны. Лишь Елена Ивановна подпортила приличную картину скорби сообщением, что покойный Малиновский в Сумасшедший дом ездил к любовнице, вице-мисс конкурса “Нетская лебедушка”. Эта лебедушка была четырнадцати лет от роду. Возраст Джульетты! Однако родители достались более продвинутые, чем сумасбродке из Вероны. С благословения семьи она оставила родную парту, потому как полюбила Валентина Окаевича. Вика не поленилась заглянуть в газету, где напечатали портрет покойного — упитанного, несимпатичного дяденьки с двумя подбородками, причем второй подбородок был много толще первого. Вика поразилась: совсем другие грезы были у нее в четырнадцать лет!

Сейчас же совсем стало не до грез: ее собственное изображение в шляпе располагалось рядом с фото Малиновского и было почти таким же крупным. Она не считала, что похожа на Чарли Чаплина, но со стороны виднее. А вдруг этот бездарный профессиональный художник и другие свидетели (интересно, кто такие?) смогут узнать ее просто на улице? Оставался еще и Гузынин, который Бог знает что может наплести, спасая честь своей беспутной жены. Конечно, можно пойти в милицию и рассказать, как было дело, но кто ей поверит? Ее же видели с автоматом! Это пакостный Гузынин откопал для нее такую клюку, которую в потемках приняли за автомат. Из-за Гузынина она торчала у глазной поликлиники. Убить его мало!.. Нет, надо успокоиться. Никто ее не узнает, не найдет, дело Малиновского скоро заглохнет (мало ли было заказных убийств?), а она, Вика, снова будет жить спокойно. Хотя спокойно она давно не живет и вчерашний вечер — только звено в цепи ее несчастий. Беды поодиночке не ходят. Уж эта-то примета всегда сбывается. Сбылась и на этот раз.

Пашка засветло оказался дома. Он был бледнее и измятее обычного. Вике он рассказал про срочный учет товаров в филиале, на Ордкипанидзе.