Получилось так, что миссия Примакова привела к обратным результатам. Она выявила, сколь противоречив и неадекватен подход центрального правительства к проблемам экономики и насколько не согласовано сотрудничество официальных лиц вроде Примакова и Щербакова с более нетерпеливыми реформаторами вроде Явлинского.
Американцы напрямик заявили Примакову, что они невысокого мнения об «Антикризисном плане» Павлова. Он страдал тем же коренным недостатком, которым всегда была поражена советская экономика: централизованное планирование и контроль при наличии рыночных механизмов, создаваемых правительственными указами. Зёллик резюмировал: «Нельзя командно-административными методами устанавливать рыночную систему. Она просто не будет работать». Затем он зашел к Явлинскому и поделился с ним своими взглядами.
Явлинский не делал тайны из своего неприятия плана: «Наша цель — не поддержать или видоизменить провалившуюся систему. Наша цель — создать новую». Он призывал к «скорому и решительному отказу от регулирования цен» и к «агрессивной приватизации» государственной собственности. Щербаков возразил, заметив: «Продвижение сверхрадикальным путем — нереалистично».
А Примаков прокомментировал американцам: «Высказывания двух моих коллег различны только в вопросах тактики, а концепция у них одна». Однако дальнейшие высказывания Явлинского побудили Примакова гневно посмотреть на него и напомнить, что «господин Явлинский должен следовать инструкциям, полученным от нашего президента».
Под конец Примаков отвел Зёллика в сторону и сказал, что взгляды Явлинского «не отражают мнения нашего правительства». Он добавил, что план Павлова «не настолько плох, как вы думаете».
Бейкер, принимая в среду, 29 мая, советскую делегацию, изложил несколько скромных предварительных мер, которые администрация готова была принять для демонстрации своего искреннего желания поощрить реформу. «Мы располагаем потенциалом сделать больше, когда удостоверимся, что вы всерьез решили двигаться к рыночной экономике», — заявил он.
Подобно «корзине инициатив», которую Буш — с большой помпой — преподнес Горбачеву на Мальте, новый американский пакет в основном состоял из старых идей. Буш еще год назад, во время встречи в верхах в Вашингтоне, обещал устранить поправку Джэксона — Вэника и направить новое торговое соглашение в конгресс — теперь это предложение снова присутствовало, являя собой классический пример того, как одну лошадь можно продавать дважды. Соединенные Штаты уже заявляли, что поддержат предоставление Советам особого ассоциативного статуса в Международном валютном фонде, — теперь Бейкер снова выступил с таким предложением.
Бейкер сказал, что с вложением частного американского капитала в советскую энергетику придется подождать до выяснения взаимоотношений между центром и республиками. А конгресс по-прежнему не желает ратифицировать новое торговое соглашение, пока советский парламент не внесет ясности по тем пунктам закона об эмиграции, которые можно толковать двояко.
Используя старый рефрен, Бейкер напомнил Примакову, что он ведь был министром финансов и его «по-настоящему беспокоит» план Павлова, потому что этот план «не будет работать, и вы не добьетесь хороших результатов». Вторя тому, что сказал Шеварднадзе за несколько дней до того насчет Союзного договора, Бейкер утверждал, что будь нечто вроде павловского плана принято два года тому назад, «за одним столом с вами сегодня сидело бы больше девяти республик». А теперь ход событий опередил подобные полумеры.
Примаков ответил общими словами: соглашение «девять плюс один» между Горбачевым и руководителями республик создало-де «благоприятные условия» для «радикальной реформы». Новый Союзный договор — Примаков предсказывал, что он будет подписан в ближайшие недели, — обеспечит права и в значительной мере суверенитет республик, и «центростремительные силы будут заменены центробежными».
Он считал, что как только республики признают выгоды сохранения «единого экономического пространства», они отойдут от своих первоначальных требований и останутся в советском сообществе, привязанные к Москве здоровым конвертируемым рублем.
Слушая это, американцы настраивались все более скептически. Они-то знали, что Советский Союз отнюдь не является единым экономическим пространством, а по сути дела представляет собой зону экономического бедствия, положение в которой с каждой неделей непрерывно ухудшается. В этом одна из главных причин, объясняющих, почему столь многие граждане Советского Союза предприняли попытки из него вырваться — индивидуально или коллективно, — и целые республики устремились к отделению. Как раз ничего не весящий рубль, равно как и страх перед КГБ, и неприятие господства Кремля побуждали людей отворачиваться от центра.