— Счастлив? — насмешливо спросил он. — Такой вопрос следует задавать женщине.
В то время, когда Горбачев встречался с авторами этой книги в Кремле, Ельцин позвонил Бушу и радостно сообщил о прогрессе в создании нового Содружества.
Буш вежливо выслушал его, но мало что сказал в ответ. После того как Буш положил трубку, он приказал своим сотрудникам вызвать Горбачева для разговора по телефону. Еще со времени августовского путча он взял себе за правило, что каждый раз, когда он услышит что-либо от одного из двух соперничающих руководителей, он будет вызывать по телефону другого: с тем, чтобы его не могли обвинить, что он принимает чью-либо сторону или позволяет какой-либо из сторон противопоставлять его другой.
К тому времени, когда телефонный звонок Буша застал Горбачева на даче, было 23.30 по московскому времени. Советский руководитель ответил сонным и ворчливым голосом: «Добрый день, Джордж, или по-настоящему, добрый вечер, потому что вы знаете, здесь сейчас вечер».
Буш сказал, что выслушал Ельцина, а теперь хотел бы услышать от самого Горбачева, как идут дела. Горбачев пустился в монолог, длившийся двадцать минут. Все еще желая принизить значение минского соглашения, он назвал его «лишь наброском, импровизацией. Многие вопросы остались без ответа».
— Новому Содружеству, — сказал он, — потребуется разработать систему законов, регулирующих общественный порядок, оборону, границы и международные обязательства.
Его участие в этом процессе, которое он с большой готовностью хотел предложить, было бы существенно необходимым, чтобы «придать правовой и законный характер процессу преобразования государства». Он сказал, что заявление трех руководителей в Минске о том, что Советский Союз прекратил существование, было «поспешным» и «запугивающим». Но затем признал, что его Союзный договор действительно почти мертв и что дальнейшее обсуждение его будущего сделалось «в сущности невозможным. Соглашения между мною и руководителями республик были отброшены».
Горбачев еще раз настаивал на том, что он «двигался в правильном направлении» до Минска; допускает, что было «какое-то затруднение» с Украиной, но он мог бы урегулировать это тоже, если бы только ему представилась такая возможность. Но объявление о том, что идет формирование Содружества за его спиной стало засадой, устроенной людьми, стоящими ниже его по своему политическому значению: «Все это похоже на работу любителей. Они отвергли мою роль!» Он однако был готов признать, что «даже если я не разделяю их подход, я понимаю создавшуюся ситуацию».
Сорвав свою злобу, Горбачев затем заверил Буша, в том, что советские вооруженные и ядерные силы все еще находятся под контролем. Он и Ельцин сотрудничают только в этом направлении, но ни в чем другом.
Может быть, для того чтобы внушить мысль, что он намеревается оставаться у власти, Горбачев использовал этот разговор по телефону для новой просьбы об оказании Западом экономической помощи. Январь и февраль будут суровыми для советских людей, и он боится, что в магазинах не останется продуктов.
Буш ответил, что Бейкер находится на пути в Москву и изучит сложившееся положение более детально.
Это упоминание имени Бейкера распалило Горбачева. Он поинтересовался, почему государственный секретарь уже пишет некролог на Советский Союз. Буш уклонился от разговора об этом.
В Белом доме после своего разговора с Горбачевым Буш сказал Скоукрофту:
— Это действительно конец, не правда ли?
— Да, Горбачев довольно жалкая фигура в данный момент.
На следующий день, в субботу, 14 декабря, Павел Палащенко и его жена пригласили авторов этой книги к себе на квартиру на окраине Москвы. Перед завтраком Палащенко мрачно вспоминал об августовском путче. Если бы он удался, сказал он, ему бы пришлось начать работать ночным сторожем.
Он вспомнил о том, что, для того чтобы отвлечься от разворачивавшейся в августе трагедии, посмотрел две видеокассеты, которые теперь хотел бы показать авторам. Одна была о балете, другая — собранием кинокадров о главных событиях соревнований в Национальной футбольной лиге, показанных в телепрограмме Си-би-эс в 1985 году.
После того как жена Павла оставила их одних, Палащенко передал авторам «весьма доверительное послание». Он не сказал, от чьего имени выполняет это поручение, утверждая, что говорит «за Горбачева». Переводчик следовал тщательно подготовленному сценарию, который был рассчитан на то, чтобы защитить Горбачева и в то же время сохранить за советским лидером возможность отрицания своей причастности.
Палащенко попросил авторов записать это послание и доставить его только «президенту Бушу, государственному секретарю Бейкеру или Деннису Россу». Они не должны говорить, что это послание от него. Только сказать, что оно от кого-то из аппарата Горбачева. В послании говорилось: