Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева с американцами

Это было откровенным нарушением четко сформулированного условия договора. В начале декабря Вулси и его команда, работавшая на Совещании по обычным вооруженным силам в Европе, прибыли в Москву с тем, чтобы уладить эту проблему, возникшую в последний момент. На московской встрече Вулси предстал перед всем высшим советским командованием — здесь, выстроившись в шеренгу под гигантским портретом Александра Невского после победы над тевтонскими рыцарями в 1242 году, находились не только Язов и начальник Генерального штаба Михаил Моисеев, но также шестеро других генералов и целая группа полковников.

Язов заявил, что он и его коллеги полны решимости оспаривать пределы, установленные для морской пехоты. Грозя пальцем перед носом Вулси, он сказал: любые сокращения подобного рода возможны только как часть некоего будущего соглашения, в рамках которого будут также сокращены авианосцы и подводные лодки США. Вулси, резко оттолкнув от лица руку Язова, гневно бросил:

— Маршал, через мой труп!

Когда эту фразу перевели, Язов, широко улыбнувшись другим генералам и указав на Вулси, произнес:

— Да, господин посол, возможно и так!

Вулси обвинил Советы в попытке навязать НАТО «намеренно извращенное толкование» договора. Язов ударил себя в грудь и провозгласил:

— Через мой труп!

Во второй половине дня состоялась еще одна резкая дискуссия по обычным вооруженным силам в Европе. Вулси жаловался, что Советы, вместо того чтобы уничтожать военное оборудование, перемещают его за Урал.

— Вы должны уничтожать оборудование за Уралом, — настаивал он…

В понедельник, 17 декабря, Горбачев открыл заседание съезда народных депутатов речью, которая практически не оставляла сомнений относительно его новой воинственной линии.

— Мы недооценили глубину кризиса общества, — начал он.

Он просил новых полномочий для исполнительной власти, так как:

— Будут твердая власть, дисциплина и контроль за исполнением решений, тогда сумеем наладить нормальное продовольственное снабжение, накинуть аркан на преступников и остановить межнациональную вражду. Не добьемся этого — неизбежны усиление разлада, разгул черных сил, распад государственности.

Через два дня, в среду, 19 декабря, к съезду обратился Ельцин.

— Россия не согласится с восстановлением диктата Кремля. В сегодняшней обстановке выход из кризиса возможен только на основе честного и равноправного диалога между центром и республиками. В этом не развал Союза, а, наоборот, его единственный путь, его спасение.

Той ночью в своей московской квартире Шеварднадзе ворочался с боку на бок, размышляя о тяжелом годе, который близился к концу. Позднее он вспоминал: «1990 год был равен нескольким десятилетиям. Мы жили, не имея возможности перевести дыхание, в тисках многочисленных внешних проблем и постоянного давления изнутри».

За последние несколько месяцев у Шеварднадзе появилось «сильное предчувствие, что события скоро сотрут наши достижения, которые стали возможны главным образом благодаря личному доверию со стороны моих зарубежных партнеров… В то время мне было трудно смотреть им в глаза. Я не мог объяснить им… внезапных осложнений и отыгрываний назад, явно кем-то срежиссированных, для того чтобы поставить под угрозу уже достигнутые нами договоренности».

Шеварднадзе знал: Горбачев пришел к выводу, что как министр иностранных дел Шеварднадзе больше не угоден — он тащил за собой слишком тяжелый груз, чтобы оставаться на этом посту.

В кулуарах советский руководитель уже предложил ему занять новый пост вице-президента Советского Союза. Слишком хорошо зная макиавеллиевские наклонности Горбачева, Шеварднадзе сразу увидел ловушку. На него как на вице-президента ляжет основная ответственность за внутреннюю политику. В нынешней раскаленной атмосфере в Москве он превратится в мальчика для битья, что приведет к неизбежной в скором расправе.

Положение Шеварднадзе усугублялось еще и тем, что он был грузином, а его родная республика была в числе самых мятежных. Представители других национальностей станут ждать от него сочувствия своим сепаратистским устремлениям, а русские не будут ему доверять по этой же самой причине.

Еще затемно министр иностранных дел встал с постели и набросал тезисы речи о своей отставке. Он поделился этим секретом с женой, дочерью, Тарасенко и еще с одним помощником, но не с Горбачевым. Советский руководитель отговаривал его от ухода в отставку уже много раз. Так, например, в декабре 1989 года Шеварднадзе пригрозил отставкой, когда военный прокурор попытался замолчать вопрос о соучастии Кремля в апрельской бойне в Тбилиси. Только благодаря дару убеждения Горбачева и отказу от замалчивания на экстренном заседании Политбюро Шеварднадзе не оставил свой пост.

Теперь Шеварднадзе не даст Горбачеву такой возможности. Он принял решение.