Измена. Закрывая гештальты (СИ)

Распрощавшись с принимающей стороной и договорившись с Алексеем утром выпить кофе перед встречей в Доме Молодежи и автограф-сессией, вышли на укрытую уже ранними осенними сумерками улицу.

— Садитесь. Говорите адрес, Арина Егоровна, Глеб не так чтобы подходящая компания для прогулок. Из интенсивной терапии выпустили со скандалом, — распахивая перед нами двери своего черного монстра, пробурчал Кирилл Андреевич.

Устроившись в салоне, уточнила:

— Так, может, надо вернуть обратно — долечиться? По дороге обсудим основное, да и пусть выздоравливает со спокойным сердцем?

Водворившийся за руль Кир заржал, а я, не успев мявкнуть, оказалась прижата к такой знакомой, снящейся во снах, горячей, нервно вздымающейся груди и спелената родными, сильными руками. Крепко-крепко.

— Нет, любимая. Довольно я там провалялся. Трех недель достаточно, чтобы снять основные последствия отравления. В выписке есть рекомендации. Буду долечиваться под твоим присмотром, Ари, малышка.

Я охренела? Да, я охренела!

Но только я открыла рот, дабы громко и нецензурно выразить собственные, далекие от приличных, мысли, как просто задохнулась от голодного, жаркого, злого и отчаянного поцелуя.

Свидетели безумия? А не пошли бы они?

Голова кругом, пульс бухает в ушах, сердце бьется в горле, под закрытыми веками плывут цветные пятна, по щекам — слезы рекой, сведенные судорогой пальцы вцепились в футболку. Дыхания не хватает и в то же время всю меня окутывает дразнящий и кружащий голову аромат «Гермес Ветивер».

Хрип. Стон.

Его? Мой?

Как мы удержались и остались в одежде — не знаю. Божьим промыслом, не иначе.

Страсть, безумие, жажда, нестерпимый голод, ужас и паника на самом дне зрачков — все то, что выплеснулось на меня из любимых голубых глаз.

— Ари, медовая моя девочка. Одной тобой дышу, лишь для тебя живу, без тебя умру.

О, а вот и ледяная водичка за шиворот подоспела.

— М-м-м, как эта концепция стыкуется с планами твоих родителей, их бизнес-партнеров, руководства Клуба, где ты работаешь?

Нет, ну а что? Он думает, я обалдею, уши развешу и от восторга залью его с головы до пят слезами счастья?

Ну, да, залью… уже заливаю… но это не важно!

— Никак, — просто отвечает Глеб.

И сердце останавливается.

Но он прижимает ближе к себе мое обессилившее тельце, жадно втягивает воздух, носом ведя вдоль плеча к шее и жарко выдыхает в ухо:

— Поэтому я теперь безработный. И сирота.

Да что ж такое? Мне эти сюрпризы ох как поперек душевного здоровья.

— Кирилл Андреевич, вот сюда, пожалуйста, — протягиваю визитку отеля.

— Момент, сейчас домчим, — улыбается этот хитрец.

А Глеб притягивает меня обратно в объятья и начинает тихо:

— Я увидел Аллу в отеле в Москве и поругался с отцом. Потом повел себя несколько неумно и за применение к ней удушающего отсидел там пару суток. В воспитательных целях. А когда, наконец, подтвердил квалификацию и сдал все экзамены, на выходе из здания Федерации меня ждала все та же Алла. С извинениями и песней, что весь этот бред с женитьбой — идея родителей, а она не могла им отказать, иначе они грозились перекрыть ей финансирование. Предложила выпить кофе, чтобы расстаться на хорошем.

Насколько мне это все понравилось, учитывая реанимацию в перспективе, думаю, можно не говорить?

— Я был несколько не в себе еще со времен конференции, когда не смог дозвониться до тебя, но до пьяного вусмерть Кира — удалось. Знаешь, что он мне сказал, медовая? Что вы все сбежали. В Индию, милая.

Закатила глаза.

— Нашел кого слушать! Пьяного приятеля с ущемленным самолюбием! От большого ума, не иначе!

Ох, Арина, что ты несешь?

Глеб хмыкнул, нежно коснулся поцелуем губ и шепнул:

— Я и не послушал. Поговорил с Сергеем Сергеевичем. Он мне малость мозги вправил и цели скорректировал. А я уволился. И впахивал три недели как проклятый, чтобы и категорию максимально повысить, и корочки получить для самостоятельной работы.

— Повысил? Получил? — а чего еще сказать?

Ему же важно.

— Это не имеет сейчас значения. Когда я, весь при соответствующих документах и планах по поискам любимой женщины, встретился не случайно, как теперь понятно, с Аллой и решил выпить кофе, голова моя была занята. Тобой. Поэтому я слушал ее болтовню в пол-уха, выпил чашку какой-то бурды в ближайшей забегаловке, и рванул на вокзал. С перрона меня увезла скорая. Без сознания. Тяжелое отравление неизвестным веществом, растительного происхождения. Периодические остановки сердца и дыхания на протяжении двух недель. Реанимация. Последние пять дней наметилось улучшение и меня перевели в интенсивную терапию. А когда Кир меня обрадовал, что оказывается, моя любимая поехала в столицу к жениху, то знаешь, где я видел эту терапию?

Застыв в ужасе и вцепившись в Глеба мертвой хваткой, я хлопала глазами. А в голове, пустой и гулкой, перекатывалась мысль — его могло уже не быть.

Не быть.

Совсем.

Рыдать я начала в тот момент, когда машина лихо затормозила у парадного входа в отель. И вот такую, ревущую в три ручья, парни завели меня в холл. Впечатлили мы народ, наверняка.

Но мне было плевать.