Измена. Закрывая гештальты (СИ)

— Никто, — отрезала подруга. — Ты ничего не знаешь и отношения к этому никакого не имеешь. Фотки я тебе чуть позже пришлю. Будешь иногда, в моменты кручины, любоваться. А теперь давай колись, что за хрень на самом деле стряслась.

— Погоди, за вином схожу. Можешь пока рассказать, чего у вас там творится, — решила, что вот так просто все это душевное древнее дерьмо я не вывезу.

У меня же еще и дочь полна сюрпризов, оказалось.

Анфиса присвистнула в трубку:

— Вот это да. Прямо сильно нехорошее у меня предчувствие. У нас тут все путем, так что ты обозначь давай, тему, да я тоже за вином сбегаю.

— Я встретила в Лерином Университете Сергея.

Пока я доставала бутылку из бара и наливала в бокал сухое красное, в трубке раздавался отборный мат, после того, как Фиса уточнила:

— Того самого?

А я подтвердила:

— Да, с Валдая.

Конечно же, маты я тоже складывала.

Про себя.

А в голове в это время проносились кадры моего неприглядного прошлого.

Он на пару лет старше, первый парень на деревне, а я — скучная серая мышка, хоть и из Питера.

Любила его тайно, чуть ли не с самого детства, но ни на что не рассчитывала. Потому что уже тогда умела критически мыслить.

Но вот он вдруг обратил на внимание, мне как раз пятнадцать лет стукнуло.

Время душевных порывов.

Романтика, тайна, свидания при луне.

Безумный июнь, начало июля такое же.

Чувства, бьющие через край, какой-то сумасшедший угар.

Аромат скошенной травы, трели соловья, жаркие, первые, такие невозможные, сорванные украдкой поцелуи.

Бешеный стук крови в ушах. Сердце, бьющееся в горле только лишь от мыслей.

Огромная, одна на двоих, тайна.

Такая сладкая, невозможная и острая.

Мне казалось, что я в сказке.

И вдруг он говорит, что готов всей нашей компании объявить о том, что мы вместе.

Меня тогда так накрыло восторгом и паникой, поклонниц-то у него было — полгорода.

И, естественно, форс-мажор тут как тут: Сергей поехал к бабушке на дачу срочно, а мне пришла пора переезжать в Боровичи на остаток лета…

Что делает влюбленная малолетняя идиотка? Конечно же, пишет объекту своих чувств письмо с признаниями и стихами.

Дура.

Так как время поджимает, то послание оставлено его сестре Надюшке, передать.

А потом тишина. Глухая. Полная.

Изоляция.

У семьи Сергея в Валдае телефона не было, а у бабушки я один раз спросила, как бы вскользь, но ответа ее не поняла, а повторять не решилась, от греха.

А в следующий мой визит в Валдай, уже ближе к Новому году, народ из уличной тусы заявил мне:

— Что ты, Сергей в сентябре уехал учиться в Новгород, и вообще он давно, еще с весны, встречается с Соней, а твои стихи ничего так, смешные… можно подумать, Татьяна Ларина нашлась…

И ржали они весело и долго.

Надо мной.

Я сидела на балконе с бокалом красного успокоительного.

И снова переживала, как тогда: ужас, стыд, паника, гнев и боль.

Мне опять было плохо и больно.

Даже неожиданный конфуз с Олечкой положение не спасал.

Подруга моя, ругающаяся, помнила намеки из студенческих лет, когда мы с ней гадали на «прошлое, настоящее и будущее», и, естественно, Сергей там все время всплывал.

Не случайно, конечно.

У Фиски, вообще-то, бабка-ведьма была. Вот, передалось внучке «зрение».

Поэтому в ответ на мое заявление о встрече, сделанное срывающимся голосом, Анфиса, прооравшись, протянула:

— Конечно, помню! Еще бы. Обида, стыд-позор, обман и поломатая любоффф…

— Ты забыла еще растоптанные и преданные чувства, — бурчу, прихлебывая из бокала.

— Ну, именно поэтому поведение Игоря тебе сначала было вполне норм? Не удивило совсем, ты же свыклась с мыслью, что подходишь парням только как «маленький грязный секрет», и больше никак, — Анфиска внезапно зарычала.

И мне показалось, что сейчас она вылезет из телефонной трубки.

— Вот, как-то так. А теперь он, вероятно, преподает там, куда поступает моя дочь. И еще, она встречается с невероятно похожим на него парнем.

— О, мать! Монтекки и Капулетти живы, да? А Лерка чего? Молчит, поди?

— Молчит, но я не могу понять — а как она-то узнала? У меня его фоток всего пара, кажется, с детства завалялась в альбомах.

Анфиска сопит, а потом предлагает:

— Ну, давай, ты дщерь свою прямо спросишь?

— Думала об этом, но пока она молчит, а когда я их увидела, от комментариев отказалась, — вздыхаю, что еще остается.

— Да, дела. Настигло тебя то, о чем ты так старательно пыталась забыть, а? — внучка ведьмы все помнит.

И мои слезы, и злость, и две порванные колоды карт.

Я так старалась забыть весь тот позор, что на Валдай почти перестала ездить, а Сергея планомерно и безжалостно изживала из памяти.

Сначала учебой, потом Игорем, а после — Романом.

Не вышло.

Больно.

Мне до сих пор больно, и в груди бьется не сердце, а вопрос: «За что?»

И когда я уже собираюсь предложить Фисе выпить: «Не чокаясь, за няню…», на балкон выходит заплаканная Лера.

— Перезвоню завтра, — бросаю в трубку и, отставив бокал, раскрываю дочери объятья.

Глава 33 Цветы жизни

'Тает снег, течет вода

По земле весенней.

Для кого любовь — беда,

Для кого — спасенье…'

Л. Дербенев