Измена. Закрывая гештальты (СИ)

— Удачи, сынок! — помахала ему, а закрывая окно, удивилась, услышав заливистый свист.

Езус-Мария, какое бескультурье.

Через некоторое время и пробки добрались до Университета.

Осмотрев дочь, поняла, что выглядит она неважно и явно нуждается в сопровождении.

Делать нечего, пройдемте.

Успешно сдав будущего магистра в надежные руки приемной комиссии, возвращалась к машине, прикидывая дальнейшие планы на то время, пока дети мои заняты.

Естественно, когда-то это должно было случиться.

Но, как и всегда, роковое пересечение произошло не тогда, когда я была бы готова: «при параде», на каблуках и в атласном вечернем платье, а, увы, в белом спортивном костюме и летних белых же мокасинах.

Столкнуться с Сергеем на парковке — что может быть банальнее? Сколько раз я использовала такую сцену в романах? Раз пять?

И все они были полны кипящей ненависти и драматизма.

И казались мне всегда натянутыми, высосанными из пальца в угоду сюжету.

Ну, кто, скажите, будет собачиться на парковке? Прилюдно?

Естественно, реальность оказалась из той же оперы.

— Значит, я был прав и это действительно ты. А с чего это Питерскую королевишну из культурной столицы занесло в наше захолустье?

Так как сей злой вкрадчивый баритон слишком много вызвал у меня воспоминаний, я брякнула, не подумав вообще:

— Давно ли город с более чем тысячелетней историей стал захолустьем?

— Да, характер, смотрю, с годами не улучшился. Стерва-язва. Дочь твоя к нам поступать вздумала, да?

Горло перехватило, и все далекие детско-юношеские воспоминания тут же пошли весьма заковыристым маршрутом, уведя с собой идею разойтись миром:

— Только попробуй ей что-то испортить. Я тогда, к чертям, на правила хорошего тона, воспитание и этикет наплюю. Вы с комиссиями Минобрнауки в разбирательствах состаритесь тут и вымрете. А тебе ли не знать, что при желании всегда можно что-нибудь противоправное найти…

Герой моих детских грез окинул меня хмурым взглядом:

— О, как. Даже угрожать не боишься? Не стыдно?

— С чего вдруг угрожать? Только лишь предупреждаю, — я пока еще мирная.

Наверное.

— А чего ты так удивилась, когда меня увидела? — внезапно разговор как-то развернулся не в ту степь.

Не вопрос.

Мне и тут есть что сказать. Я же готовилась.

— Да думала, бумеранг от Вселенной давно тебя настиг и возмездие свершилось.

— Возмездие? Мне? За что? — и такое искреннее удивление.

Правда, что ли, не в курсе?

Спасибо, конечно, Лере за детективную историю, но официально-то она мне неизвестна.

Фыркнула, выуживая из глубин памяти те мысли и ощущения. Пришло их время:

— Нет, я понимаю, что, с твоей точки зрения, всё то лето было глупостью, не стоящей упоминания, не то, что каких-то переживаний. Конечно, «золотой мальчик» всея Валдая, первый парень на деревне всегда хорош и прав во всем. Что для тебя были чувства простой наивной серой мышки?

О, вот оно!

Ему стало интересно. Глаза загорелись, прищурились:

— Погоди, Арина, что за глупости?

Так, главное — не пережать и не переборщить с пафосом и театральщиной.

— Вот-вот. Глупости. Знакомая песня. Ты, поди, уже забыл, как веселился со своими друзьями и прочей молодёжью, смеясь над стихами, которые я для тебя написала. Конечно, это же мелочи, глупости… А у вас с Сонечкой все серьезно. Любовь давняя. Мне Надюша так и сказала: «Не лезь к ним. Серёжа переживает, что ты можешь Сонечку обидеть. Ты приехала и уехала, а им здесь жить».

Изумление пополам с активной работой мысли Сергею шло.

Он и раньше-то был хорош, а с возрастом стал еще импозантнее, элегантнее, интереснее. Но, когда наличие мозгов в черепной коробке становилось очевидным, это был как контрольный выстрел в головы и сердца барышень-студенток и восторженных дам-коллег.

Уверена, у него здесь должен быть фан-клуб.

Обязательно.

Да.

— Погоди-погоди, что там про Сонечку? Какая давняя любовь? Когда я вернулся с дачи, ты уже свинтила в Питер с хахалем. Андрюха мне так толком ничего сказать и не смог, только Надька… Ах она зараза! Арин, послушай!

С хахалем.

Занятно.

Но сейчас — кому это?

Закроем тему, раз в целом суду все ясно.

Незначительные детали, как то: а нельзя ли было позвонить, с фига ли он ушел из семьи, как зовут маму Сени, хорошо ли ночами спит Надя, оставим.

Слишком поздно все это ворошить.

— Да не хочу я ничего сейчас уже слушать. Это все двадцать пять лет назад было актуальным, а теперь — прошло, быльём поросло. Тогда, посмеявшись над моими чувствами и продемонстрировав наивной, влюбленной в тебя до безумия девочке, что верить никому нельзя, ты сделал мне очень больно. Но сейчас, наконец-то, это не имеет значения. Я просто не хочу тебя никогда больше видеть. Прощай.

Развернулась и пошла к машине, а он вслед ещё что-то говорил.

Но это было неважно. Не догнал же?

Несмотря на некоторую постановочность диалога, я была расстроена: значит, и правда, Надя. Пусть и не закадычная подружка, но, как я думала, хорошая знакомая.

И вот так взять и искалечить чужие жизни?

Мою так точно, Сергея — вероятно, Арсения — возможно.

Больно. Страшно. Обидно.

Настолько погрузилась в переживания и печаль, что даже звонивший телефон взяла не глядя.

А там сюрприз.