Пальцы его вновь пробежались по клавишам, будто хотели разбудить задремавший инструмент. Фортепьяно встрепенулось и ответило мелодичной перекличкой нот. Руки застыли над клавишами – и фортепьяно затихло, замерло в ожидании. Стелла закрыла глаза, чтобы не видеть этого мужчину, забыть о его существовании и показать лучшее, на что она способна.
Тишина.
Она открыла глаза, чтобы посмотреть, почему он томит ее ожиданием первых аккордов. Дерзкий взгляд его карих глаз лишил ее дыхания.
«
– Ты забыл аккорды? – язвительно спросила Стелла, сверкнув на него глазами.
Он усмехнулся – и пальцы плавно заскользили над черно-белыми клавишами. Композиция без аранжировки была немного непривычна лишь в фортепьянном исполнении, но мелодия, вырывающаяся из-под его пальцев, звучала проникновенно, волшебно.
Стелла застыла в волнительном трепете. Ее грудь, спина, бедра напряглись до предела, а сердце практически остановилось. И вот раздался его мощный с чарующей хрипотцой голос. Он заворожил ее, сбил дыхание, породил дрожь во всем теле. Он въедался под кожу, вонзался в сердце. Она не в состоянии была пошевелиться. «
А голос меж тем продолжил ее околдовывать:
Сделав пластичное движение руками вперед, она гибко изогнулась. Руки медленно раскрылись – и свободные рукава шелковой блузки запоздало взметнулись и мягкими волнами стекли по рукам. Нога, отведенная назад, до предела натянулась, и девушка, легко подпрыгнув, принялась изящно кружиться. Светлые волосы в свете лампы почему-то отливали рыжеватым оттенком и извивались вслед за ней, словно языки пламени.
Легкая, нежная, воздушная, она словно летала по залу, напоминая неугомонную птичку, то кружилась, то замирала, глубоко прогибая спину. Идеальные линии, невероятная пластика, эмоциональность движений приковывали к себе взгляд и не позволяли оторваться от этого чувственного спектакля ее танца и его голоса.
Зрелище было волшебным, магическим, и лишь нелепый скрип паркета, на котором босые стопы чертили замысловатые линии, напоминал о том, что реальность никуда не исчезла.
Венто в изумлении смотрел на порхающую фигурку. Он уже не думал о том, что пел и что играл. Пальцы машинально носились над клавишами, а голос вторил им. Такое прекрасное визуальное воплощение его вокального исполнения пронимало до глубины души. Внутри дрожали потаенные струны, будто кто-то, умело и нежно наигрывая, вторил звучащей мелодии.
Никогда ранее он не испытывал подобного восторга и даже не догадывался, что в душе его может звучать такая возвышенная музыка. Обожая эту песню, он десятки раз наигрывал ее на пианино, прекрасно передавая интонацией голоса и выражением лица эмоции, но ему никогда не удавалось прочувствовать ее до конца, потому что он понятия не имел, что значит любить и страдать. Он всегда был слишком приземленным, даже бесчувственным, а в тот момент он проникся смыслом текста.