Изменения любви (СИ)

Он ел за обе щеки - в обычные дни трапеза была обильной, но особыми изысками не отличалась - и исподтишка любовался ей. “Совсем взрослая” - напомнил себе Клиган в очередной раз, глядя на ее волосы, убранные в высокую прическу и строгое черное платье - он их не различал, но, это, видимо, было из нарядных. Они засиделись, обмениваясь шутками и подливая себе вина. Наконец, свечи догорели, еда была съедена, а вино - выпито. Слегка захмелев, он тяжело поднялся из-за стола, улыбнулся и посмотрел на нее так, как обычно себе не позволял.

- Доброй ночи, миледи. С именинами вас… Еще раз.

- Спасибо, милорд - она мягко кивнула ему с достоинством королевы и тоже улыбнулась - слегка, но явственно. - Доброй ночи и вам.

Несмотря на разгар лета, в его комнате было прохладно и сыровато. Клиган неторопливо разделся, улегся на волглую перину, задул свечу и почти уже заснул, когда вдруг рядом с ним скользнуло теплое обнаженное тело, чьи-то руки обвились вокруг его шеи и знакомый голос, слегка дохнув вином, произнес полушепотом:

- Вы забыли подарить мне подарок, милорд.

***

За тринадцать лет их брака Сандор не раз задумывался о природе своих отношений с Сансой Старк, и всегда приходил к одному и тому же вопросу: любовь ли это? Он не знал. Он терпел Сансу – это точно: терпел ее холодность, сдержанность, суровость, подозрительность к чужакам, невесть откуда появляющуюся иногда жадность и вспышки раздражения. Все это – обрушивавшееся, порой и на него точно холодный осенний дождь – который, впрочем, как ему иногда казалось, с годами становился все теплее и реже. Он хотел ее - хотел всегда, и ни время, ни длительность их союза, ни трое детей ничуть не ослабили его желания. Он заботился о ней. Он думал о ней с нежностью, и, порой, с жалостью, которую почти никогда не выказывал, зная, как Санса этого не любит, и надеясь, что когда-нибудь она и это в нем поймет. Наконец – он добровольно подчинялся ей как леди Винтерфелла, не оспаривая ее власть, хотя никогда не позволял ей заходить слишком далеко. Но можно ли было сочетание всего этого назвать любовью? Или счастьем? В последние годы он иногда позволял себе думать, что, пожалуй, да. Особенно последнее.

Но это было трудное счастье, выкованное из терпения, скудости и боли, построенное на руинах прошлой жизни их обоих. Когда-то он был Псом Ланнистеров, а она – Пташкой в золотой клетке. Останься они тем, кем были, возможно, у них было бы другое общее будущее. Но Пес умер в Речных землях, а Пташка отрастила клыки и стала волчицей – и жить приходилось исходя из того, что было у них сейчас, а не из того, что было когда-то. И все же, задавая себе вопрос, что столько лет удерживает его рядом с этой порой невыносимой женщиной, в то время как другой муж либо поучил бы ее смирению кулаками, либо плюнул на все, сел на коня и ускакал прочь, он не мог не признать, что где-то очень глубоко в душе он все же лелеет надежду найти в ней ту, прежнюю Пташку – точнее сказать, ту, какой она может стать сейчас, повзрослевшая и обретшая свою силу – найти и вытащить наружу.

Порой, в редкий миг взаимной откровенности – они вообще были довольно молчаливой парой, насколько он мог судить, - ему казалось, что он где-то видит ее, ощущает ее присутствие в Сансе, точно она снимает с плеч свою невидимую, но тяжелую броню и расправляет крылья. А Санса иногда в порыве той же откровенности порой делилась с ним своими сокровенными мыслями, которых обычно было не угадать за сжатыми губами и гладким лбом. Так однажды она призналась ему, что страдает от собственной холодности, которая сковывает ее точно тиски, как ей тяжело, что любовь к детям кипит внутри нее, как расплавленный металл и обжигает ее саму, но что-то не дает ей вылиться наружу, и ей приходится выжимать ее из себя по капле, с болью и усилием, и, должно быть кажется им холодной и неласковой матерью. С ним она все же иногда выпускала внутреннее на волю – когда была больна или огорчена чем-нибудь или в постели, впрочем, тоже не каждый раз – но всякий раз потом как будто стыдилась своих порывов как постыдной слабости. В одну из таких ночей, она вдруг спросила: как он терпит ее? Клиган тогда только плечами пожал – он тоже не умел словами выразить все то, что было внутри. Не знаю – ответил он тогда, и только крепче прижал в себе. Спасибо – прошептала она тогда, и – что бывало с ней очень редко – заплакала.

За день до их свадьбы она сделала его лордом Последнего очага – на торжественном пиру в присутствии всех своих знаменосцев, которые одобрили решение своей леди приветственными воплями, стуча кулаками и кубками о столы. Клиган и сам не знал, радоваться ему или злиться. С одной стороны – нахрена ему сдался этот Последний очаг и не вежливый ли это намек на то, что ему пора убираться? С другой стороны? его дед, должно быть, кипятком бы ссал от счастья, что внук простого псаря владеет уже двумя замками.

В тот вечер – как и множество вечеров до этого – она проскользнула в темноте в его комнату. Но вместо того, чтобы приступить к делу, она вдруг заговорила о Дейенерис Таргариен.