Измененные состояния сознания

На вопрос: "Что находится справа от меня?" он ответил: "Я не знаю". "Почему?" — "Я не вижу". — "Можешь увидеть?" — "Да". — "Давай". — "Как далеко я должен смотреть?" Это не было неожиданностью, поскольку я сталкивался с подобным неоднократно. Хаксли проявил характерный феномен глубокого сомнамбулического транса, при котором визуальное осознание каким-то необъяснимым образом ограничивается до объектов, касающихся ситуации транса. Каждый стул, кресло, скамеечка для ног, которые я хотел, чтобы он увидел, требовали специальных инструкций. Как позже объяснил Хаксли: "Мне нужно было осматриваться понемногу, пока он (конкретный объект) постепенно не входил в поле моего зрения, не сразу, а медленно, будто материализуясь. Мне на самом деле кажется, и я нисколько не сомневаюсь, что я наблюдал, как материализуются вещи. Я воспринимал все как должное". Похожие объяснения давались сотнями субъектов. Из своего опыта я знаю, как важно придерживаться роли совершенно пассивного наблюдателя, того, кто только задает вопросы и получает ответы независимо от их содержания. Интонация, выдающая заинтересованность в значении ответа, по-видимому, заставляет субъекта отвечать так, будто его инструктируют, какие именно давать ответы. В терапевтической работе я использую интонацию, чтобы повлиять на более адекватные личные реакции пациента.

Я испытал этот давно проверенный прием и на Хаксли, спросив его с энтузиазмом: "Скажи мне, пожалуйста, что это там такое почти в 15 футах от тебя?" Правильным ответом должен был быть "стол". Вместо этого Хаксли ответил: "Стол с книгой и вазой на нем". И книга, и ваза имелись на столе, но на дальнем его конце и дальше, чем в 15 футах от него. Позже я спросил о том же самом, но с равнодушной интонацией: "Скажи, что находится в 15 футах от тебя?" На этот раз он ответил: "Стол". "Что-нибудь еще?" — "Да". — "Что?" — "Книга" (она находилась ближе к нему, чем ваза).- "Что-нибудь еще?" — "Да". — "Что?" — "Ваза". — "Что еще?" — "Пятно". — "Еще что-то есть?" — "Нет".

Эта пунктуальность и такое специфическое ограничение внимания до тех объектов реальности, которые составляют заданную гипнотическую ситуацию, имеют решающее значение для удовлетворительного сомнамбулического гипнотического транса. Наравне со зрительными существуют также и слуховые ограничения такого характера, что звуки, даже те, которые исходят от оператора или субъекта, кажутся совершенно внешними по отношению к гипнотической ситуации. Поскольку ассистента у нас не было, проверить это слуховое ограничение было нельзя. Однако был проделан такой эксперимент: при помощи черной нити, не заметной для глаза, я сдернул со стола книгу за его спиной. Медленно, как будто у него зуд, Хаксли поднял руку и почесал плечо. Он даже не вздрогнул. Это тоже характерная реакция на неожиданный физический стимул. Она объясняется с точки зрения прошлого телесного опыта. Достаточно часто погружению субъектов в глубокий сомнамбулический транс сопутствует развитие избирательной общей анестезии на физические стимулы, не являющиеся частью гипнотической ситуации, особенно те из них, которые не допускают интерпретации с точки зрения прошлого опыта.

Затем я мягко, используя непрямое воздействие, вывел Хаксли из транса при помощи простого внушения удобнее устроится на стуле, чтобы вернуться именно к тому физическому и умственному состоянию, которое у него было при решении отложить дальнейшее экспериментальное исследование глубокой рефлексии.

В ответ Хаксли немедленно пробудился и сообщил, что были все условия для погружения в глубокий гипноз. Несмотря на то, что само это утверждение свидетельствовало о глубокой постгипнотической амнезии, я применил сдерживающую тактику под видом обсуждения того, что произошло. В этом случае была возможность поговорить о различных моментах, связанных с его поведением в глубоком трансе. Такое обсуждение не пробудило никаких воспоминаний, и отчет Хаксли о поднятых темах показал нефальсифицированность его поведения при глубоком трансе. Он ничего не помнил о подробностях своего поведения до погружения в глубокий транс.