Изменяя правила (ЛП)

— Никакого оружия.

Глория проходит мимо него, покачиваясь на каблуках. Перед тем как войти, она бросает на меня странный взгляд, будто хочет о чём-то предупредить — или умоляет не оставлять её одну. Хотя обычно я не расстаюсь со своим пистолетом, я вытаскиваю оружие из кобуры и передаю охраннику.

Меня никто не приветствует, когда вхожу в зал. Свет приглушён, стулья пусты. Хитоши пошёл на широкий шаг: для сегодняшнего ужина он зарезервировал не один стол, а всё заведение. Я перехожу из зала в зал, преследуя аромат Глории. А оказавшись в маленькой комнате, где находятся мой двоюродный брат и Оябун, я колеблюсь. Кроме двух мужчин, стоящих на страже у входа, я никого не вижу. Поклонившись в знак уважения, сажусь напротив Хитоши и Глории. Справа от Оябуна.

Хитоши помогает своей будущей жене снять пальто. Его руки дольше необходимого задерживаются на её руках. Глория вздрагивает; не знаю, от холода или от отвращения.

Платье, которое выбрал для неё Хитоши, имеет такой глубокий вырез, что я могу разглядеть декольте её груди. На ней нет нижнего белья. Соски выступают на ткани, предлагая себя взглядам присутствующих. Она чувствует себя неловко, но не пытается прикрыться. Если сделает это, Хитоси накажет её.

Я отвожу взгляд, силясь думать о чём-то другом.

— Я не видел сопровождающих Оябуна. Что-то случилось?

Хитоши наливает вино в бокал каждому.

— Моих людей более чем достаточно, чтобы обеспечить его защиту. А ещё есть ты. — Мне не нравится ни тон, которым это говорит, ни то, как он мне улыбается. — Какой человек будет бояться врага, если за его столом сидит дьявол?

Хитоши поднимает бокал с вином. Мы с Оябуном выпиваем. Глория не пьёт. Тот факт, что она хочет оставаться трезвой, заставляет меня думать о худшем, — она на самом деле решила рассказать о нас Хитоши.

Я качаю головой, возмущаясь собственными мыслями.

Нет никаких «нас».

Глория сама предложила мне себя. Она не была официально помолвлена, и я принял её. В глубине души я понимаю, что должен был прекратить с ней встречаться, когда Хитоши сказал мне, что собирается на ней жениться, но я не мог заставить себя это сделать. Даже сейчас, если бы увидел, как она идёт в туалет, часть меня захотела бы пойти за ней и трахнуть её.

Это неправильно. Безумно. Пагубно.

Но это так.

— Ты хорошо себя чувствуешь, Джун?

Оябун пристально вглядывается в меня.

— Я не очень голоден, — лгу я.

— Жаль, — вмешивается двоюродный брат. Он протягивает руку к руке Глории и переплетает свои пальцы с её. — Ведь сегодня праздничный вечер. Не так ли, Цветочек?

Глория не кивает, а пытается вырваться из его хватки, тогда он с силой сжимает ей пальцы, причиняя боль.

От досады я стискиваю зубы. Отворачиваюсь и встречаюсь взглядом с Оябуном, понимая, что он всё это время наблюдал за мной.

— Кстати, папа…

— Оябун, — поправляет его дядя, возвращая моё внимание к нему. — Прежде чем быть твоим отцом, я твой Оябун.

— Конечно. — Хитоши смеётся сквозь зубы. — Как я мог забыть об этом? — Мне хочется ошибаться, но я уловил в его тоне весёлые нотки. Оябун, должно быть, тоже это почувствовал, потому что его взгляд становится мрачным. — Это забавно, знаешь ли.

Дядя вытягивает руки над столом. — Что?

— Именно об этом я и хотел с тобой поговорить… Оябун. — Он снова усмехается. Словно сказал что-то смешное. Может, он сам этого не понимает, но смеётся только он. — Ты как-то сказал, что унаследовал этот титул сразу после женитьбы на моей матери. Я правильно помню?

Улыбка на лице Хитоши расширяется.

По моему позвоночнику пробегает дрожь чистого ужаса.

Я смотрю на Глорию.

Она не поднимает головы. Если подумать, она избегает моего взгляда с тех пор, как я заехал за ней. Это потому, что она что-то знает или потому, что злится на меня?

Хитоши наливает себе ещё вина.

— Как ты знаешь, завтра я женюсь, и мы все понимаем, как напряжённо управлять организацией…

— Семьёй, — поправляет его Оябун.

— Да. Семья. — Хитоши бросает на меня весёлый взгляд. — Ты делал всё возможное, чтобы сохранить семью, но теперь всё кончено. Ты устал, болен… Все ждут, что ты сделаешь шаг назад. Ты это понимаешь?

— Все кто? — Не хочу, чтобы так было, но мой голос груб.

Хитоши поднимает плечи.

— Люди, кто ещё?

— Ты сказал им, что Оябун болен?

— И что с того? — спрашивает, вздёрнув нос.

Оябун поднимает руку, заглушая любые возражения.

— Скажи мне, Хитоши. Каковы наши семейные ценности?

— Уважение. Верность. Честь, — быстро отвечает он.

— Если бы спросил тебя, какая из этих трёх ценностей важнее всего, что бы ты мне ответил?

— Честь? — отвечает он, чувствуя себя неловко и поправляя галстук.

Оябун качает головой.

— Я задал Брайану тот же вопрос. Услышав упоминание о сыне, Глория поднимает голову. — Он сказал, что великим мужчину делает сочетание всех трёх ценностей, а не только одна.

Глория гордо улыбается. Я знаю, этому научила Брайана она.

— Я попросил его назвать мне великого мужчину.

— И что он ответил?

Один за другим Оябун смотрит на всех присутствующих. Когда он доходит до меня, его взгляд останавливается. Он ничего не говорит, но моё сердце начинает биться быстрее…