Изменяющий Сны

–– Страдать?! Почему страдать? Звучит очень безрадостно и пессимистично. Странно. Погодите-ка, вы что, уже готовы были совсем уйти и теперь огорчены необходимостью продолжать жить? – я был немного озадачен столь нехристианскими настроениями патера. Чепуха! Но неужели он настолько склонился к восточным учениям?

–– Падре, вы… вы что же это полагаете… что возможно мы все должны были погибнуть сегодня ночью по божественному провидению – от руки Господа, а… доктор Мюллер оказался достаточно дерзок чтобы вмешаться в Божественный план и расстроить его?

–– Да. И эту версию тоже следует принять во внимание.

Всё это уже начало нервировать и раздражать меня – чем больше мы говорили, тем больше возникало вопросов. Ни на один из них не было получено удовлетворительного ответа, и мы совсем не приблизились даже к какому-либо разумному объяснению, не говоря уже об истине.

Тут мне вспомнились слова доктора о групповой карме людей, временно связанных обстоятельствами и ввиду этого возможно вынужденными разделить общую судьбу. Пассажиры этого судна?! Гмм… Однако и это предположение ничего мне не разъяснило.

И я никак не мог понять и принять метания Отца Редгрейва. Я взглянул на него и мне стало грустно. Откуда вдруг взялись все эти сомнения и такое неверие? Возможно это неожиданно проявились его старые привычки и специфичное отношение ко всему и всем оставшееся со времен его службы младшим дознавателем в военной прокуратуре? Ещё только вчера капеллан представил нам доктора Мюллера добрым и внимательным, очень сострадательным, светлым человеком. Но уже сегодня предполагает что тот может быть чуть ли не врагом Господа Бога. С каждым новым предложением Отец Редгрейв только ещё больше запутывал общую картину.

–– Тогда КТО ОН, падре?… Может вы знаете? КТО он вообще такой?!

Отец Редгрейв не сразу ответил, и продолжал смотреть на спесиво-надменные, скучающие лица людей на палубе внизу.

–– Я не знаю, Чарльз… Я и в самом деле не знаю!

Он сжал обеими руками поручни перил, и стиснул кулаки так сильно, что костяшки побелели. "А ведь капеллан знает его много лет", подумал я, "но теперь и он был совершенно сбит с толку и смущен даже больше чем я".

Сверившись с часами я убедился что нам уже давно следовало вернуться. Мы сильно задержались. Да и охрана внизу наконец-то решила действовать. Один из агентов в штатском послал вооруженного матроса проверить кто мы такие и что мы делаем в закрытой зоне. Другой матрос снял карабин с плеча и приготовился к огневой поддержке.

Плавучий тир открыт, и роль мишеней в нём играют дураки. Не хватало ещё быть подстреленным как какой-нибудь тетерев! Я невольно подался назад от перил. Капеллан заметно расслабился и широко улыбнулся. Он медленно поднял правую руку и осенил воинственного матроса и агентов охраны двумя пальцами – жестом благословения Христа. Медленно пятясь и держа руки сложенными у груди, он отступил от перил и подал мне знак следовать за ним.

–– Уходим. И побыстрее! – Отец Редгрейв поторопил меня и мы очень проворно отправились в обратный путь.

–– Если мы натолкнёмся на матроса с винтовкой, Чарльз, вы просто улыбайтесь и молчите, а говорить буду я. В крайнем случае, если он так просто не отвяжется, то привлечем Сэра Перси в свою защиту.

Но когда в одном из проходов надстройки я услышал топот, то схватил патера за руку и дернул назад. Мы мгновенно втиснулись в какую-то крохотную щель за трубой, причем я встал на ноги капеллану и сильно вжался назад. Патер выдохнул сдавленное возмущение. Я наклонил голову вперед, закрывая лицо полями шляпы. В полумраке матрос быстро проскочил мимо, едва не задев меня прикладом карабина. Я с удивлением заметил что совершенно неосознанно отвел назад правую руку сжатую в кулак – для короткого встречного удара. Хотя нокаутировать матроса я вроде бы и не собирался. Это было бы совершенно бессмысленно и чревато скандалом и дальнейшими осложнениями. Какая нелепость! Однако нервы у меня уже совсем сдают…

Когда мы выскочили на палубу, у барьера стояли те же самые субалтерн и матрос. Отец Редгрейв просто кивнул офицеру, когда мы быстро проскользнули мимо поста. И дальше мы уже просто пошли неспешным прогулочным шагом по променаду палубы.

–– Извините за оттоптанные ноги, падре. Но с войны не люблю неожиданные и оттого непредсказуемые встречи с возбужденными вооруженными людьми. Особенно когда я сам безоружен. – извинился я. Мне стало неловко за своё неразумное импульсивное поведение.

Капеллан рассеяно кивнул в ответ и продолжал идти понурив голову.

Я думал о докторе Мюллере, о том как тот провел много часов на палубах второго и третьего класса, помогая пассажирам и облегчая их дискомфорт и страдания, вызванные морской болезнью и другими недугами. Ведь и прошлой ночью, расставшись со мной у лестницы, он тоже поспешил вниз – на палубу 2-го или 3-го класса – вероятно для оказания медицинской помощи людям нуждающимся в ней.