Изменить будущее (СИ)

Они и вправду сели на Сахалинской, когда в автобусе, кроме меня, никого не было. Я видел, как незнакомый худой парень махнул рукой водителю и тот, тихо матюкнувшись, остановился.

Я дремал слева впереди и не видел входящих в заднюю дверь. Тогда не видел, а сейчас они стояли передо мной, как на фотографии. Они стояли ровно в ряд…

– Ну, пошли, – вздохнул я. – Придётся сесть.

– Чего? – Вызывающе протянул Коптев.

– Я говорю, замочу я вас, бля-ядей, пусть и сяду.

– Ты слышал, Серёжа? Он нам угрожает. Замочить грозится. Подтвердишь?

– Подтвердю, – сказал водила.

– Копоть, тут наверху менты шныряют, а внизу подворотен нет, – с сказал кто-то из мужиков.

– Не ссы Шмаль. По башке дадим и отвалим. Скоренько. Может подождёшь нас, Серый?

– Охренели, что ли? В групповое втягиваете? Идите на куй! Валите уже.

– Ты чо такой борзый? – Загнусавил кто-то.

– Копоть, убери своих дебилов, или я за себя не отвечаю. Сам вас захерачу! Ты меня знаешь! Валите на хер!

Пока они рядились, я уже отошёл на пару метров и думал, что мне делать дальше. Спускаться к дому или махаться здесь на автобусной остановке. Мозг, сволочь, не вбрасывал адреналин, и тело моё пребывало в покое и расслабоне, а ум в прострации.

"Сейчас будут бить и, возможно, ногами", – подумал я. – Скорее всего, ногами".

– О! Миха! – Раздался голос. – Шелест! Триста лет…

Это был Женя Рошкаль, – бывший мой соученик восьмого класса и кандидат в сборную СССР по классической борьбе, а сейчас спившийся и сколовшийся нарик.

– Как сам?! – Спросил он и, не ожидая ответа, продолжил. – Пятёрка есть?

– Есть, Женя, сам-то как?

– Нормалёк. Снова тренироваться начал… К "краю" готовлюсь, – врал Женька, а мне было всё равно.

Я был ему рад. И был рад его шобле, ожидавшей Женьку под крышей остановки. Скорее всего они хотели меня "тряхануть", но Женька признал бывшего одноклассника.

– У меня червонец есть, может, вмажем? – Спросил я.

– Да… Это… Мы, Миха, уже "мазанные". Нам бы винишком полирнуть.

Женька в слово "мазать" вкладывал явно иной смысл. Мазальщик – наркоман, который хорошо вкалывает внутривенно. Понятно…

– Так и я о том же. Винишка и возьмём на все. Вот пятнаха.

– Ну ты… Миха, не ожидал от тебя… Ты такой спортсмен… Может тоже вмажешь? Я легко…

– Да нет, Жень… Зачем добро переводить. Я от Геры просто рублюсь без кайфа.

– Ну, не хрена ты… В теме, что ли?

Я махнул рукой.

– А эти, с тобой, что ли? – Спросил Рошкаль, передавая деньги подвалившему парню.

– О, Кепыч, – сказал я. – Привет…

– Привет. С нами, что ли? – Спросил и он, тыкая на четврку "отважных".

– Да, млять, докебались до меня в автобусе. Побазарить вышли.

– Так мы сейчас их уроем, – набычился Рожа.

– Да, ну их… Потом не посидишь спокойно, – сказал я. – Я знаю, где их искать. Потом им рёбра пощекочем.

– И то… Беги Кепыч. А вы, млять, пошли накуй, пока Миха добрый, а то он порвёт вас, как Тузик грелку.

Женька тоже ходил в наш клуб разведчиков, хотя и не учился уже в школе. Зная его печальную судьбу мне хотелось её исправить и у меня почти получилось. Если бы не тот кидок Приморских атлетов с Олимпиадой 80…

В этот раз Женьку не взяли на Олимпиаду не потому, что он спился, а… просто так кому-то было нужно. А спился он уже потом…

Глава тридцать первая

Я не стал подписывать ни завышенные калькуляции, ни акты выполненных работ объектов, просчитанных ранее и переданных мне от другого "строителя". Бригады роптали, но до рукоприкладства не доходило. Только однажды мне упал на голову люк. Железный и квадратный, такой, лючок, размером, примерно, метр на метр, вдруг захлопнулся прямо над моей головой. Слегка саданув мне по голове в каске.

Ну, как слегка? Мне чуть не обрезало уши фиксирующей лентой внутренней оснастки, когда сверху по корпусу каски ударило железо. Слабовато была настроена оснастка…

А потом меня вызвали на партбюро управления. И начальника БТО "Суппорт" вызвали. Меня, как истца, Михаила Семёновича, как ответчика. Так и было написано в выписке из повестки собрания. Я, прочитав, хмыкнул.

– Добровольский Михал Семёнович – муж моей подруги, – сказала мама вечером.

– И что? – Спросил я.

– Тебя же на бюро парткома вызвали? Ты же на него жалобу написал?

– Мамуль, не на него и не жалобу. А на коммунистов, которые ведут аморальный образ жизни и покрывают расхитителей социалистической собственности. А то, что меня вызвали на бюро, так пошли они в задницу. На бюро, я конечно, пойду, но больше, чем написал говорить ничего не буду. Не их дело разбираться в хищениях. Их дело воспитывать строителей коммунизма и очищать ряды от извращенцев…

– А есть и извращенцы? – Шутливо удивился папа. – Пассивные или активные?

Я усмехнулся.

– Извращенцев марксизма-ленинизма…

Папа рассмеялся в кулак, тут же вытирая, выступавшие слёзы.

– Ты только не ляпни кому-нибудь в парткоме или на партбюро, – отсмеявшись сказал он. – Звучит очень двусмысленно. Ты только вслушайся: "Извращенцы Марксизма-Ленинизма".

Он снова начал смеяться.

– Так и рождаются шутки для Голоса Америки.

Он всё хихикал и хихикал.