Изменю вашу жизнь

Приходили мысли и о том, не сделала ли она только хуже, не обострит ли у Татьяны ненависть к жизни столкновение с самыми тяжелыми из будней приюта «Надежда». С другой стороны, прислушалась Ленка к себе, теплилось ощущение, что вот сейчас все происходит правильно. Что, может быть, столкновение с настоящей болью, пусть и кошачьей, поможет этой безупречной женщине критически оценить свою. По правде говоря, не верилось в страдание от одиночества, когда ничего не предпринималось для того, чтобы это одиночество нарушить. Вернее, верилось в одиночество, а в страдание по его поводу – не очень. Так успокоив себя, Ленка слезла с холодного подоконника, поставила пустую кружку в мойку и открыла ноутбук. Была середина марта, первоапрельский номер с неудавшимся материалом был все ближе.

3

Вечером позвонила мама и сказала сухо:

– У Ирины завтра день рождения. Она приглашала. И тебя тоже. Приходи в шесть.

Ленка послушно сказала: «Хорошо», положила трубку, в очередной раз хмыкнула над непостижимой привычкой материнской родни назначать праздники «на завтра». Вернее, планировать заранее, но приглашать, звать, ставить в известность всегда накануне. Чужие планы не существовали. Никогда. С детства это помнила Ленка. Помнила, как мама возмущалась какому-нибудь очередному неожиданному приглашению одной из сестер на какой-нибудь очередной домашний праздник. Возмущалась, но всегда приходила. И сама делала точно так же: обзванивала сестёр накануне и говорила: приходите завтра. И они всегда приходили.

В тесном зале хрущевки, в которой жили Ленкина тётка Ира с мужем Петей и сыном Петром Петровичем, был накрыт стол. Стол у тёти Иры всегда был одинаков: салат огурцы-помидоры, колбаса, будто порубленная топором, на большой тарелке, картофельное пюре и свиные отбивные. Блюда всегда были одинаковые, но какие-то нескончаемые: ни колбаса, ни отбивные, ни пюре никогда не заканчивались. Муж Петя гнал самогон сам, любовно настаивал его на разных травах, шиповнике и кедровых орехах, поэтому со спиртным проблем на этом столе никогда не было. Ленка всегда удивлялась, что строгая и даже где-то пуритански настроенная мама и её сестры пили этот самогон, от которой у самой Ленки желудок горел огнем, практически не морщась.

Ирине, младшей сестре Ленкиной мамы, исполнялось 50 лет. Была она в том же платье, что и в предыдущие пару лет – коричневом с крупными светлыми бусинами на груди. Короткие, какие-то полинялые, волосы небрежно зачесаны назад, однако глаза и даже губы накрашены. Юбилейный сбор и стол ничем не отличались от прошлогодних, сорокадевятилетних. Петр Петрович, поздний ребенок, болезненный и до неприличия избалованный школьник средней школы, посидел за столом, поковырял вилкой и ушел к себе в комнату. В приоткрытую дверь Ленка видела белобрысый вихор, торчащий над трогательной пацанячей макушкой и ставший почти прозрачным на фоне монитора компьютера. Петр-младший надел наушники и пропал из этой реальности.

За столом остались Ирина и муж ее Петька, который вообще-то был всего на два года младше своей супруги, но именно так этот суховатый седой мужичок с тонким и длинным носом и живыми почти черными глазами именовался в их семье. Осталась Ленкина мама, худощавая, с прямой спиной, сама Ленка рядом. Справа от Ленки сидела другая ее тётка – Полина, самая младшая из сестер и самая многодетная. С мужем Полина была в разводе уже с десяток лет, однако весь этот десяток жила с ним в одной квартире и, кажется, достаточно мирно. Дети этой разведенной четы разъехались, и сегодня Полина пришла одна. Рядом с Полиной сидела та самая двоюродная сестра, мать троих детей Олька, трясла рыжими волосами и время от времени жевала колбасу. Мать Ольки, тётка Марина, сидела на диване рядом с именинницей и то и дело отвлекалась на носящихся по квартире внуков. Олька же была спокойна, будто мельтешащие дети были вовсе даже не ее. Рядом с ней сидел сын Петьки от первого брака Димка. Димка вот уже несколько лет пребывал в возрасте «чуть-чуть за 20», был весел, подкачан и всё же – Ленка видела по глазам – одинок. В общем, часть обширной Ленкиной родни собралась за праздничным столом, разговор даже не тёк, а плёлся. Гости уже наелись, но еще не напились. Ленке было уютно и тепло в кругу родных людей, хотя разговаривать с ними ей было совершенно не о чем.

Вечер перестал быть томным в одно мгновение.

– А вот Петр Николаич, – сказала вдруг виновница торжества неожиданно высоким и совсем девичьим голосом, кивнув в сторону благоверного, – сумки собрал у нас. Подарок жене на юбилей сделал.

– Уезжаете что ли куда? – весело поинтересовалась Олька.

– Ага, уезжаем. – театрально ответила тётка Ира. – Но не все. Уйти от нас он решил. Нажился. Всё. Развода хочет.

Муж Петька, впервые, может быть, за всю совместную жизнь названный по имени-отчеству, застыл на секунду. Но тут же схватился за бутылку с самогоном, начал разливать по и без того полным рюмкам, не глядя на жену.

– Петь, ты чего это? – спросила Полина и, не поверив, хохотнула.

– А чего я, – тут же ответил Петька, – я ничего.