Изменник

Галанин взял букет, поднес к лицу, вдохнул слабый нежный запах, потом быстро разделся и лег, потушив свет! Долго не мог заснуть, вспоминал весь день, всю поездку на Озерное! Дом где на лавке спала Вера! Ощупью сорвал несколько фиалок и блаженно улыбаясь приложил их к губам, потом начал думать о засаде, убитом Шульце и Исаеве, об убитых немцах и русских партизанах, о потерявшем рассудок папаше, о потонувшем в грязи Красникове, о геройской смерти Таисии и плачущем на допросе Савке, об изнасилованных женщинах Озерного… Крови было много, так много, что она как будто залила весь пол его спальни и грозила затопить его постель и запах ее острый и душный совершенно заглушил запах Вериного букетика фиалок!

* * *

На другой день утром у моста на Сони были повешены Соболев и Иванов, рядом с ними болтался повешенный за ноги Исаев; собрался весь город, съехались колхозники, чтобы посмотреть на гибель тех, которые их до сих пор мучили и убивали! Радовались все, связывая смерть саботажников и вождя веселых с наступлением мирной трудовой жизни. Война сразу отодвигалась куда то далеко и становилась совсем неопасной и даже решенной. Надеялись, что скоро уйдут и немцы. Шульце, который истязал и расстреливал жителей города и района, получил тоже свое, хоронили его с остальными убитыми немцами и немцы залпами отдавали военные почести убитому палачу. Русские, собравшись толпой, смотрели и радовались. У него в канцелярии сидел другой начальник немецкой тайной полиции Ратман, странный и добрый человек с которым дружил Галанин. Его назначение было утверждено в день похорон Шульце. Смущаясь он выслушивал поздравления Галанина пришедшего в гости.

Все было также в кабинете Шульце, тот же грозный Гитлер висел над столом, только картины, висевшие на стенах переменились: вместо голых женщин, немецкие пейзажи! Реки, водопады, горы, дома с острыми высокими крышами, зеленые, слишком зеленые деревья, голубое, слишком голубое небо. Галанин сидел в кресле, Ратман высокий блондин с водянистыми глазами, похожий на переодетого пастора со своим бритым розовым лицом сидел на диване и сконфуженно потирал руки: «Поздравлять не с чем, ведь мое назначение совершено случайное, скажу прямо — ошибочное! Ведь вы только посмотрите на меня! Разве такие начальники тайной полиции бывают? Да еще в России, во время войны! Вообще, эта ужасная кровопролитная война и я — скромный учитель! какая несуразица! Честное слово! мне кажется иногда, что я с ума сошел, и вы, и Шубер, все русские и немцы! Выпейте рюмку водки и слушайте; я вам уже говорил, что я толстовец! И я до этой проклятой войны в России, в Латвии, потом в Германии был убежденным противником всякой войны! И вот пришла война и я очутился по мобилизации здесь! Вы знаете Шульце и значит можете себе представить, что я должен был здесь пережить! Господи! эти аресты, пытки, расстрелы! все на моих глазах; теперь я стал тоже пить, а раньше ведь был убежденным антиалкоголиком! Иначе я бы давно повесился? Но остался по старому вегетарианцем и непротивленцем злу. Верю, что большевизм зло, но знаю, что победить это зло можно только непротивлением ему! А наши методы! Я хочу сказать методы национал-социализма ужасны! и мы за них поплатимся ужасно, уже платим! Я не верю в победоносный конец войны! Германия будет побеждена! и, знаете почему? Слушайте, я знаю что могу быть с вами откровенным и вы на меня не донесете, потому что вас мучит то же, что и меня и вы видите то, что другие не видят, не хотят видеть! Вы знакомы с некоторыми циркулярами, не со всеми, мы знаем больше, и вот что я вам скажу: мы будем разбиты, потому что наши методы хуже большевицких; мы несем сюда рабство и смерть, по крайней мере должны нести, но, правда, мы люди и приказы исполняем иногда плохо, по неумению, по нежеланию, не все мы Шульце! Но все-таки!