Изменник

Пели чуть не рядом с этими двумя собутыльниками, пели забыв их, объединившись в одном порыве любви к своей порабощенной оккупированной родине и чувствовали себя радостными и счастливыми, не думали о двух неудовлетворенных и, очевидно, страдающих. Один, комендант, страдал, чувствуя свое одиночество среди людей, к которым рвалось его сердце. Другой, кучер, страдал от невозможности доказать свою преданность, свою готовность на самом деле отдать, не шутя, свою маленькую жизнь за свое начальство.

Но оба инстинктивно чувствовали, что были они здесь лишние на этом празднике, виновниками которого были они. Галанин выхлопотал освобождение Холматова, Аверьян привез его из областного города и всю дорогу кормил и поил водкой, которую он припас только для самого себя. А все, и жених Веры и она сама и все остальные, забыли об этом не обращали на них никакого внимания, пели и веселились. Поэтому и явилась у обоих одна мысль: уйти и не мешать! И Аверьян обрадовался, когда получил, наконец, приказ: «Нам пора! Пусть они веселятся, не будем им мешать. Допейте ваш стакан и идите к лошадям, я сейчас же за вами». И не обманул, воспользовался общим оживлением и смехом, когда дядя Прохор, начал кричать: «горько!» и довольный Ваня, поймал Веру и целовал ее в крепко сжатые губы. Весело стало как на свадьбе, смеялись все, за исключением Шурки, случай был не плохой, чтобы уйти не попрощавшись.

Галанин уселся в бричку, Аверьян погнал лошадей, выехали на площадь, Аверьян уже стал заворачивать к комендатуре, как получил приказ, которому подчинился, не рассуждая: «Вы куда? Кто вам сказал, что домой? Погоняйте к мосту. Поедем кататься в лес. Подгоните-ка сивого, он что-то лениться у вас начинает. Так его. Но не усердствуйте слишком, Аверьян. А как они все-таки хорошо пели все там на помолвке. Какие слова манящие. Вы умеете петь? Пойте Аверьян, и подгоните лошадей!» Аверьян пустил лошадей рысью, бричка прыгая на ухабах, катилась к заставе. Пел Аверьян плохо, фальшивым фальцетом:

«Я другой такой земли не знаю

где так счастлив был бы человек!»

Проехали не останавливаясь заставу, мост, поднимались на темный бугор… застава у моста слушала замирающее пьяное пенье, смеялась: «Гуляет наш Галанин. Аверьян снова пьяный напился, ишь как воет, леший. Точно пес на луну».

* * *

На другой день комендант города Шубер приказал выгнать всех совхозников из совхоза Первого Мая на Черную Балку, закапывать как следует расстрелянных коммунистов, Жердецкого и евреев, по улицам города ходили полицейские, ловили бродячих собак, от которых отказывались жители города, загнали их на берег Сони, постреляли там и в воду побросали, сначала никто не мог понять причину зверств немцев, через несколько дней однако все стало понятно и ясно. Виноват во всем оказался Галанин со своим кучером Аверьяном. Евдокия рассказала в очереди у водопроводной колонки, подробности, еще добавила Шурка, вечером перед сном — «И до чего допился мой Галанин! Подумать даже страшно. Приказал он Аверьяну тогда с пьянки у вас ехать прямо в лес. Приехали на развилку, знаешь, где одна дорога идет на совхоз Первого Мая, а другая на Черную балку. Аверьян, как доехал до этого места, пустил лошадей вскачь. И все было бы ничего, если бы он, дурак не перекрестился. Галанин заметил и заинтересовался почему он, вдруг Бога вспомнил, а Аверьян и признался, что тут влево в балке побитые лежат и Жердецкий. Ну и ясно, Галанин приказал ему туда сворачивать, как ни умолял Аверьян и ни плакал не помогло, кричит что иначе его выгонит в два счета. Пришлось ехать».

Ну, хорошо, подъехали к рвам. Аверьян потом жене рассказывал, что от одной вони, чуть с ума не сошел, а потом смотрит, как будто мертвяки разбегаться стали, с козел прыгнул и ну, бежать тоже. Галанин ему кричит: «Стой, это волки!» А какие там волки, наши собаки городские прибежали Жердецким закусывать… Галанин по ним стрелять, трех забил, походил по могилкам, за собой за бороду всюду Аверьяна волочил, песни свои белогвардейские пел. Потом вернулся к бричке и приказал домой скорее ехать, видно и самому страшно стало.

А утром к Шуберу жаловаться побежал. Тот ничегошеньки и не знал, сам туда проехал и сразу приказал собак побить, а мертвых закопать поглубже. А Аверьян домой пришел совсем трезвый, во все признался Евдокие и с той поры ночью без огня боится спать. Евдокия бегала к Минкевичу, тот порошки дал, твоя тетя Маня его святой водицей прыскала, плохо помогает. По ночам кричит и детей пугает. Вот какой мой Галанин. А ему, хоть бы что! Даже веселый стал и со мной добрый. А как твой Ваня? Болеет? Вера сказала, что болеет и задумалась. Болезнь Вани была какая то странная. Заболел он сразу после помолвки, совсем неожиданно, думала, что тут была не болезнь, а другое. Ему было просто стыдно показаться ей на глаза, она знала почему. Он стал ей неприятен и противен и она потихоньку радовалась, что не приходил. Он вел себя с ней не так как должен себя вести жених, хуже и гаже!

* * *