Изменник

Мне пришлось всю войну провести в немецкой форме с самого начала в Совсоюзе и до конца — во Франции. Мне пришлось все время сталкиваться с советскими людьми, военнопленными, партизанами, инженерами, агрономами, докторами, учителями, рабочими и колхозниками, мужчинами и женщинами. Наконец, с бесчисленными «изменниками». Я все время старался их понять и, мне кажется, я понял их горькую жизнь во время немецкой оккупации. В то ужасное время, которое можно определить одним словом — БЕСПОЩАДНОСТЬ.

Беспощадность со стороны надменного оккупанта, для которого советский человек был простым двуногим животным, из которого требовалось выжать максимум того, что мог дать затравленный, умирающий от голода человек. Перед тем как его за ненадобностью уничтожить.

Беспощадность со стороны советской власти и ее верных слуг. Слуг, которые видели в несчастном замученном советском обывателе, только презренную массу, обязанную повиноваться и работать до смерти для вящей славы коммунизма…

Во время войны я делал записи, отмечая события и людей, которые проходили мимо меня, потом, когда я попал в плен к французам, в течении 33 месяцев, сиденья за колючей проволокой лагеря и военной тюрьмы из этих набросков я писал роман. Я старался вывести в нем живых людей, таких, каких я видел на самом деле, когда пытался, с каким горьким упорством, понять, на фоне событий, свидетелем которых я был. Потому что по моему, для того чтобы литературное произведение имело хотя бы малый шанс пережить его автора, оно должно соответствовать следующему требованию: быть художественным вымыслом, построенным на действительно бывших событиях, где принимают участие живые люди.

В заключение хочу заметить, что без помощи моей любимой жены, которой удалось из лагеря военнопленных немецких офицеров увезти мои заметки и затем быть моим первым, беспристрастным критиком, мне не пришлось бы написать этот роман. Ей мой земной поклон, ей я посвящаю эту книгу.

В. Герлах

Том I

В.Л. Герлах. Старший лейтенант 654-го Восточного батальона. (Портрет Владимира Леонидовича Герлаха написанный, очевидно, его пасынком Всеволодом Борисовичем Михайловым.)

В городе было спокойно и тихо, на улицах жарко, пыльно и пустынно. Только на площади, под липами, группа людей, одетых по праздничному, еще с утра начала ждать со своим хлебом-солью. Пришли сюда, как только отгремели пушки за рекой, на бугре, и пробежали через город последние, запоздавшие бойцы, некоторые босые, чтобы легче и быстрей бежать по горячей от летнего зноя пыли… пробежали как зайцы и скрылись. Вот тут и вышли.

Затея выйти навстречу немцам была давно уже задумана начальником милиции Шаландиным и районным агрономом Ивановым, к ним присоединились теперь некоторые другие отчаянные головы, которым терять было нечего, во главе с дезертиром Степаном Жуковым. Все таки нужна была смелость и точный расчет, чтобы собраться так открыто, под липами, на глазах многих, смотревших на смельчаков через щели закрытых ставень. Ведь все могло быть: могла пройти боевая часть и расправиться беспощадно с изменниками советской страны, могли и немцы сгоряча побить из автоматов депутацию, могли оправдаться нехорошие слухи об их зверствах над мирным населением.

Но двое главных подготовили измену точно и осторожно, указывая на выгодную сторону задуманного дела. Ведь нужно же было озаботиться о судьбе города и населения района и, рискнув, при новой власти извлечь личную пользу. Потому что ясно всем, что большевикам пришел все таки долгожданный конец и риск был совсем небольшой и игра стоила свеч…

Стояли толпой, оглядываясь на закрытые ставни обывателей и терпеливо ждали освободителей. А летнее солнце поднималось все выше, в городе и вокруг него становилось все тише, бой стремительно уходил на восток и постепенно утихал, но вот немцев все не было. Это становилось странным, непонятным… это беспокоило и все больше пугало…

В центре депутации, выставив вперед живот, стоял агроном Иванов, толстый старик с козлиной бородкой, перед собой держал большой поднос, накрытый вышитым полотенцем, на подносе каравай темного хлеба с вдавленным в него блюдцем с крупной солью. Невдалеке от толпы бетонный памятник Сталину, большой и серый, тыкающий рукой в сторону реки, дальше пустынные улицы со слепыми домами, по которым ходил отряд Шаландина, наспех вооруженный дубинами и следил за порядком, ловил саботажников-поджигателей, которые старались исполнять приказы товарища Сталина и уничтожать все, что мог бы использовать враг для своих войск.

К полдню Шаландин вернулся на площадь и подошел к Иванову: «Ну, Иван Васильевич, у меня все в порядке, а как у вас? Не видно немцев, не торопятся сукины дети?»