Они заходят в дом. Как всегда, когда только входишь с улицы, он встречает их запахом отсыревшего дерева.
— Это все дожди на той неделе, — говорит Андрей. — Сейчас я растоплю печку.
Поленья сложены возле нее на просушку еще с прошлого раза. Каждый приезд на дачу одинаков: он как балет, где у каждого своя партия, хореография которой настолько знакома, что они могут исполнять ее с закрытыми глазами. Коля, который дома ничего не делает без того, чтобы не поныть, уже набирает в мешок уголь для самовара.
— Чай будем пить на веранде, — решает Анна. Ей не хочется, чтобы весь дом пропах дымом.
Андрей стоит на коленях, засовывая поленья в печку. У этой тяга хуже, чем у их прежней пузатой чугунной плиты. Но ту кто-то вырвал с корнем — то ли немцы, то ли сами местные.
— А Галина на этих выходных здесь? — спрашивает Андрей.
Галина — старинная подруга и коллега Аниной матери, и она одна из немногих соседей по даче, кто выжил в войну. Их дачный поселок никогда не был большим, — земля здесь слишком скудная. Не один десяток лет непосильного труда по перекопке почвы и внесению в нее удобрений, не одна привезенная тачка навоза ушли на то, чтобы земля на участке Левиных стала родить. Их компостная куча легендарна. После войны начали раздавать новые дачные участки, шестью километрами южнее. Земли там достаточно, поэтому можно было бы получить через профсоюзы участок приличных размеров. И Анна, и Андрей могли бы встать на него в очередь, но предпочли остаться на старом месте. Им нравится неровный ландшафт и маленький овражек, в котором течет ручей. Да и, кроме того, им не хочется добавлять лишних шесть километров к своему маршруту. Рядом с новыми участками есть железнодорожная станция, но и Анна и Андрей предпочитают ездить на велосипедах, — по выходным электрички всегда набиты битком.
— Аня, Галя будет здесь?
— Должна быть. Она теперь на пенсии и почти все время на даче.
Самовар начинает шуметь. Они вытаскивают на веранду деревянные стулья, Коля приносит подушки на сиденья. От сырости они покрылись пятнами, но ничего. Она почистит их и просушит на солнце.
— И еще сахар, Коля!
Этого момента она ждала так долго: выпить первую чашку чаю, глядя на залитые солнцем сосновые доски и вдыхая запах сырой земли. Анна обмякает на стуле и закрывает глаза. Пахнет диким чесноком. Вяхири воркуют вдалеке на деревьях. И всюду вокруг растет будущая еда. День, полный трудов, простирается перед ними. Позже она возьмет шоколадку и сходит к Дарье Александровне. Та сладкоежка и держит кур. К тому же всегда не прочь поговорить. Раньше из нее и слова было не вытянуть, зато теперь от нее порой невозможно вырваться. Причем ее не волнуют «все эти новые люди». Нет, она хочет говорить с людьми вроде Ани, потому что они помнят прежние дни, и еще потому, что Аня в детстве дружила с ее Васей. Даже Андрей не представляет для нее большого интереса, хотя однажды она заметила, что у него отличные зубы и что Анна сделала хорошую партию.
Могилы у Васи, конечно, нет. Дарья Александровна поставила ему памятный камень в углу сада, за загоном для куриц. Она попросила высечь на нем его имя. Наверное, это стоило ей курицы, а может, и двух.
Анна вздыхает, прихлебывая чай. Андрей смотрит на нее, но ничего не говорит. Она ничего не замечает. Коля снова ест сахар. Интересно, мальчишки его возраста когда-нибудь перестают есть? И чем больше он ест, тем, кажется, худее становится.
— Положи на место, Коля, хватит есть один сахар.
— Я голодный.
— Давай я сделаю тебе бутерброд. Принеси хлеб, он у меня в сумке, и большой нож.
Она намазывает толстые ломти хлеба тоненьким слоем масла и посыпает сахарным песком. Коля начинает есть бутерброды, не дожидаясь, когда Аня закончит их готовить.
— Все, достаточно. Это тебе до обеда, так что не заглатывай все разом. Я уверена, что если бы ты ел медленнее, то быстрее бы наедался.
— Только старики едят медленно, — возражает Коля.
Андрей с Колей собираются на рыбалку. А она подметет пол, почистит картошку на ужин и потом пойдет на огород. Там уже выросла редиска и салат-латук, так что им к обеду будет зелень вдобавок к бутербродам с колбасой. Она только посидит на солнце еще пять минут, прежде чем приняться за работу. Как приятно пахнет дерево, нагретое солнцем. О господи, Коля уже слопал последний бутерброд!
А позже они закопают рукописи. Она решила все рассказать Коле. Если что-то случится, лучше, чтобы он знал. Он уже достаточно взрослый, а семья становится только крепче, если в ней не слишком много секретов друг от друга.
Она открывает глаза.
— А ты помнишь, как отец закуривал и дымом разгонял всех комаров? — спрашивает она Колю.
Он кивает в ответ так спокойно, что она рискует продолжить:
— Когда ты думаешь об отце, ты ясно видишь его лицо? — снова спрашивает она и тут же жалеет, что спросила.
Коля роняет нож, которым обстругивал сосновую щепку, и выбрасывает ее вместе со стружками через перила.