Изменник

С другой стороны в кафе было чрезвычайно весело и уютно! Много красивых француженок, которые, не жеманясь, садились на колени и с ними танцевали под звуки граммофона и, если иногда вдруг, плакали то недолго и снова подчинялись желаниям победителей. Правда, после того как их уговорил в уголку Галанин. Этот замечательный собутыльник. Веселый и услужливый. И преданный! Баер был совершенно прав, но если прав, то нужно до конца использовать этого офицера восточного батальона. И все сошлись на одном: отправить его в город, дав ему полномочие прекратить начавшиеся беспорядки и восстановить дисциплину среди русских!

Галанин, слегка щелкнул каблуками, ушел, подставив свою голову под кран, долго лил ледяную воду на разгоряченный затылок. Потом вытерся полотенцем, принесенным услужливой хозяйкой, посмотрел на нее внимательно совершенно трезвыми глазами: «Я иду на улицы прекратить грабежи и бесчинства. В мое отсутствие, что бы не было здесь недоразумений. Пусть ваши служанки не слишком упрямятся; я уже им говорил! Если кто-нибудь из них не может, пусть уйдет и на ее место найдите какую-нибудь проститутку. Что бы немцы довольны были. Это единственный способ спасти что еще можно спасти, спасти ваш город, погибающий по глупости вашего дурака кюре!»

Снял с позиции Первую роту и начал действовать от имени полковника Шварца. Сам с русскими офицерами: Красильниковым, Воробьевым и Жуковым следил за порядком. Расположил свой штаб в другом кафе на околице, сам ходил по улицам и наблюдал. Не был доволен своими солдатами. В одном доме откуда неслись крики и плач нашел на месте преступления солдата Шарова, который успел изнасиловать десятилетнюю девочку на глазах испуганной матери, потерявшей рассудок от ужаса и горя. Положил конец преступлению и спросил Шарова, почему он зверствовал? Маленький худой солдат с цыганским загоревшим лицом и желтыми белками глаз, бегающими при свете карманного фонаря, ослепленный ярким светом, смеялся наглым, пьяным смехом: «Так я же пьяный, ей Богу ничего не помню! Откуда она взялась, думал что она сама этого хотела, а она целкой оказалась! Ей Богу ничего…!» Замолчал сразу, проглотив пулю посланную ему в рот Галаниным, упал и сразу затих. Галанин вложил маузер в кобуру, коротко приказал: «Убрать эту падаль! Он давно позорит наш батальон! Так же буду поступать с каждым, кто будет насиловать и грабить! Стыдно! Не берите примера с немцев! Вспомните нашу родину, будьте достойными ее сынами!»

Сначала сказал по-русски, потом по-немецки сопровождающему его смешанному патрулю из немцев и русских под командованием Жукова. Потом навел порядок железной рукой в два счета. Население, уцелевшее от расстрелов и не убежавшее в лес, быстро сообразило выгоду, которую можно было извлечь из этого веселого русского офицера!

Какими-то неведомыми путями узнали все, что он говорил в санчасти, где русский доктор тоже веселый и милый, одновременно производил сложные и опасные ампутации и с успехом помог в родах одной испугавшейся до смерти женщине. Узнали его действия и в кафе мадам Гро, где он успел организовать походный бордель для спасения оставшихся в живых и их имущества. Выходили, не боясь, из домов, подходили к патрулям русского батальона, знаками на ломанном немецком языке пытались объясниться: «Где лейтенант Галанин? Спасите нас, не можем потушить пожар у соседей!»

Веселые, милые русские солдаты лезли в дом с криком и смехом тушили тлеющие тряпки, слегка хлопали по бедрам женщин и получали в награду стакан вина, иногда многообещающую улыбку, объясняли знаками и при помощи набора русских немецких и французских слов: «Лейтенант Галанин… туда… дорт! Мусью не бойся! Мне твоя баба, лахвам и даром не нужна. У нея не ж… а, а одни кости! За что возьмуся?» Овуар мадам… мусью… куше… спокойно!» И скоро было в самом деле спокойно. В кафе Гро совершенно пьяные немецкие офицеры танцевали с податливыми француженками, иногда уединялись парочками в номерах наверху… Занималась заря, догорали дома расстрелянных, среди развалин по пустым улицам проходили, не спеша, патрули Восточного батальона, переговаривались сонными по утреннему хриплыми голосами. Расстрелянные около церкви смотрели на них своими мертвыми глазами и слушали, удивлялись, так как, несмотря на свою немецкую форму, эти люди имели странные знаки отличия и говорили на непонятном языке, никогда ранее неслыханном в этом лесном районе Франции…

***