Изменник

А ведь это несчастье можно было бы очень легко прекратить, если бы все еврейские портные, сапожники, шапочники, часовых дел мастера снова нашли себе работу. Ведь все русские заказчики, весь город и район были отрезаны от них, от их улицы и переулков. Оставалось одно — сидеть и ждать чего то, каких то чудес! А тут еще пошли дожди и в еврейских домах, казалось совсем нельзя было дышать от горя, бедности, тесноты, крика и плача голодных детей. Нужно было искать выхода из этого тупика и этот выход нашли не бедные, погибающие с бессильным плачем и проклятиями Зильберманы и Вольфы, а наиболее почтенные и зажиточные евреи Азвиль и Кац!

Они не были похожи на русских богатеев, которые были расстреляны Чекой в страшные годы гражданской войны, или умерли с голоду, продав на базаре свое последнее барахло. Тогда Азвиль и Кац не пали духом, не озлобились на советскую власть, не начали с ней бесполезную борьбу. Они просто осторожно приспособились. Приспособиться можно было здесь в этом глухом лесном углу Западной России. Народ не был искушен соблазнами больших городов, не было у него богатых зажиточных сел. Он не видел большой разницы между бедностью при царях и нищетой при советской власти.

Коллективизация проходила сравнительно спокойно, т. к раскулачивать было некого. Земли богатых помещиков Кошуровых и Богаевских, которые во время скрылись подальше от своих имений, были превращены в совхозы. Раньше крестьяне батрачили у помещиков, теперь в колхозах и совхозах. Слова как будто были разные, беднота и плохо оплачиваемая трудная работа те же! А в городе тоже мало что изменилось! Те же мелкие служащие, корпящие над своими бумагами за копеечное жалованье. Только вместо полиции появилась милиция, но те же люди, те же грубости, зуботычины и взятки. Вот только церковь закрыли, но ведь вера в Бога уже давно и для многих стала только удобной привычкой и молились больше на всякий случай. Поэтому от безбожных мер советской власти пострадал один только поп о. Семен, которому пришлось взяться наконец за производительный труд, устроиться колхозным пастухом в Озерном, где его попадья, а вскоре и дети умерли от унижения и непривычной бедности…

В то время толстый с рыжей бородой и пейсами Азвиль и худой по европейски бритый Кац спекулировали потихоньку в голодные годы военного коммунизма, а потом торговали открыто при Нэпе. Кроме того создали шорную и сапожную артель, куда нужда загнала всех еврейских сапожников и бывшего регента церковного хора Прохора Ивановича. Артель процветала, ее основатели делали крупные барыши, свои изделия продавали в Бобруйске, Минске, через своих единоверцев связались с Ковно и Вильно. Доходы, вдруг стали такими большими, что начали подумывать, построить артелью кожевенный завод, которого не хватало в области.

Уже были сделаны все расчеты и планы и начали рыть основы для фундамента, как, вдруг, новая политика Сталина положила конец этой блестящей затее. Пришлось спешно сворачиваться, делаться на вид снова бедными и незаметными. Это было легче, чем в двадцатых годах, был опыт и неискушенный в финансовых делах энтузиаст, начальник ГПУ района Медведев махнул рукой на испуганных капиталистов и принялся рьяно за чистку своей партии.

Но все таки Горсовет воспользовался изысканиями распущенной артели и построил нужный ему кожевенный завод. На этот завод и устроились Кац и Азвиль! Один главбухом, другой техническим руководителем одного из цехов. Устроились и зажили не так плохо в ожидании лучших времен. Они умели терпеть, не так как горячие и нетерпеливые русские непманы, которые рано или поздно попались в руки Медведеву и отправились в Заполярье, рубить дрова и размышлять там о своей глупости! Понемногу удалось пристроить на завод наиболее близкую родню, что почему то не понравилось городу.

Русские рабочие за глаза ругали евреев пархатыми жидами и дома пьяные грозили кому то кулаками, обещая со временем все припомнить: и свои плохие заработки и нажим со стороны Азвиля и Каца для выполнения норм, не могли понять, что евреи только исполняли приказания начальства и сами лезли из кожи, чтобы ему угодить.

Но так или иначе, жизнь трудная и мало веселая, для русских и евреев потихоньку шла и к ней привыкли. И вот теперь с этой войной все рухнуло. Приехал белогвардеец Галанин и привел за собой немцев. Евреев сразу выгнали с завода, всех, не прислали никому из них записки немедленно явиться на работу. На места Азви-ля, Каца и других евреев были назначены русские, а известный антисемит Попов стал бригадиром цеха. Это было несправедливо, т. к. если бы не евреи, их старания, энергия и опыт, никакого завода в городе не было бы и рабочие отправились бы батрачить в совхозы «Ильича» или «Первого мая». Однако удивляться человеческой неблагодарности было не в привычках евреев.